Ф. М. Том 1

— Ура! — Николас ликующе махнул кулаком в воздухе. — Я чувствовал!

Эксперт подняла ладонь: тише, я еще не закончила.

— Ему же принадлежит и след запачканного чернилами пальца. Это большой палец правой руки. Оптоэлектронный преобразователь с достаточной степенью точности определил папиллярный узор, который полностью совпадает с другим отпечатком, в свое время обнаруженным мною на 18 странице рукописи «Неточки Незвановой». Дерматоглифическое исследование обнаруживает выраженную расплывчатость папилляров, характерную для эпилептиков, а как мы с вами знаем, Федор Михайлович был подвержен этой болезни. Кроме того, берусь утверждать, что дактилограмма принадлежит мужчине среднего возраста, вероятнее всего, в диапазоне от сорока до пятидесяти лет. Что соответствует времени работы над «Преступлением и наказанием», когда Федору Михайловичу было сорок четыре года.

— Неужели по отпечатку пальца можно столько всего определить? — поразился Ника.

— Если оттиск хороший — да. Перехожу к гипотетической части. — Элеонора Ивановна перелистнула страницу. — Текстологический анализ исследованного фрагмента, филологической науке совершенно неизвестного, позволяет с большой степенью уверенности предположить, что перед нами часть рукописи, представляющей собой сюжетно оформленный вариант художественного произведения, которое дошло до нас в виде романа «Преступление и наказание». — Вознаградив себя за длинное предложение глотком чая, Моргунова продолжила. — Известно, что в начале июня 1865 года, отправляясь за границу, Федор Михайлович предложил издателю «Санкт-Петербургских ведомостей» Коршу и издателю «Отечественных записок» Краевскому некий роман, который обещал закончить к октябрю. Предложение не было принято ни Коршем, ни Краевским, и до сих пор считалось, что замысел остался неосуществленным. Возможно, какая-то часть работы все же была выполнена, а впоследствии Федор Михайлович использовал материалы из недоконченного романа для «Преступления и наказания». Это версия первая. Можно предложить и иную версию, связанную со Стелловским, нечистоплотным издателем, который тогда же, в июне 1865 года, подписал с Федором Михайловичем «условие», то есть контракт.

— Да, я помню эту историю, — решил блеснуть начитанностью Николас. — За небольшой аванс Достоевский обязался написать к определенному сроку роман, а если не напишет, все права на его сочинения надолго переходили к Стелловскому. Благодаря юной стенографистке Анне Сниткиной писатель сумел-таки поспеть к сроку. Но ведь, насколько я помню, то был роман «Игрок», а вовсе не «Преступление и наказание».

Вы плохо знаете биографию Федора Михайловича, — укорила магистра истории Моргунова. — Стыдно. При чем здесь «Игрок»? Это будет лишь осенью 1866 года, а мы говорим про лето 65-го. Федор Михайлович живет в Висбадене, много играет на рулетке, не может расплатиться по счетам в гостинице. Он совсем один, в ужасном положении, и всё пишет, пишет. До нас дошли записи двух первоначальных редакций «Преступления». Первая написана от лица убийцы, в форме его «исповеди». Сюжетная рамка второй редакции — судебный процесс над убийцей. Мог быть и еще какой-то не дошедший до нас вариант. Ничего фантастического в этом предположении нет. В одном из писем барона Врангеля, близкого друга писателя, есть невнятное упоминание о том, что в августе-сентябре Федор Михайлович пробовал что-то написать для издателя Стелловского. В свою очередь, в письме Врангелю писатель сообщает, — Элеонора Ивановна провела пальцем по строчкам. — «Теперь опять начну писать роман из-под палки, то есть из нужды, наскоро. Он выйдет эффектен, но того ли мне надобно!» А вот из другого письма, тому же адресату: «В настоящее время я начал одну работу, за которую могу взять деньги только осенью. Успешно и как можно скорее окончить эту работу необходимо, чтобы начать, получив деньги, уплату долгов». И еще одна жалоба, на то же самое: «О, друг мой! Вы не поверите, какая мука писать на заказ… Но что мне делать: у меня 15 000 долгу». — Старуха отложила страницу. — Идем далее. Сам Федор Михайлович позднее писал барону Врангелю, что после возвращения в Петербург, в конце ноября, когда для романа о Раскольникове было уже «много написано и готово», он «всё сжег» и «начал сызнова», по «новому плану». А что если не сжег? Доверять Федору Михайловичу в подобных вещах следует с осторожностью. Например, в 1871 году, перед возвращением из длительной заграничной поездки в Россию, он тоже писал, что сжег все черновые рукописи последних четырех лет, в том числе оригиналы и первые редакции «Вечного мужа», «Идиота» и «Бесов». Однако потом выяснилось, что эти записи целы. Они и сейчас хранятся в Литературном архиве. Так, может быть, и от рукописи 1865 года что-то сохранилось? В любом случае вам, молодой человек, невероятно повезло.