Ф. М. Том 1

— Это ничего-с, даже если и позабыли. Человечек самый обыкновенный, не чета вам-с, — доверительно прошептал ему Порфирий Петрович и подмигнул.

Внутри у него всё так и пело — эту часть своего ремесла, психологический поединок с преступником, надворный советник любил более всего. Да и, правду сказать, нечасто такого Раскольникова встретишь.

Намек про обыкновенного человечка Родион Романович отлично понял.

Ну-ка, обойдет или ринется? Пристав с любопытством разглядывал своего визави.

Ринулся, да по-бычачьи, рогами вперед.

— Это вы про ту мою статью сыронизирова-ли? — откинулся на спинку Раскольников и сложил руки на груди. — Дмитрий мне сказывал, что вы ее прочли и желали со мною обсудить. Я-то к вам, собственно, не за тем явился. У меня часы в закладе остались, у процентщицы, которую убили третьего дня. Часы дрянь, но об отце память, хочу вернуть. Так вот я к вам по поводу часов… Но ежели угодно поговорить про мою статейку — отчего ж не поговорить. Я читателями не избалован, особенно такими… заинтересованными.

Очень надворному советнику понравилось, как было выговорено это последнее слово, даже поневоле залюбовался Родионом Романовичем. Крепкий орешек, ничего не скажешь. Но то-то и занятно.

С наслаждением выпустив струйку табачного дыма, Порфирий Петрович изготовился произвести следующую, чуть более тонкую атаку на собеседника, но здесь, черт бы его побрал совсем, снова зазвенел дверной колокольчик. Настойчиво, даже требовательно, так что уже через несколько секунд стало ясно — это не просто так, тут какая-то чрезвычайность.

С досадою извинившись, пристав вышел в прихожую, распахнул дверь и увидел на пороге не кого иного как надзирателя третьего квартала Никодима Фомича.

Всегда спокойный, добродушный, капитан был непохож на себя. Седые усы подрагивали, глаза хлопали часто-часто.

— Опять… Ваше… Порфирий Петрович, что ж это такое… — не своим, жалким голосом пролепетал квартальный. — Только сейчас прибежали. На Малой Мещанской… Я по дороге решил к вам…

Порфирий Петрович, разом обессилев, привалился к двери. Ему вообразилось, что он спит и видит кошмарный сон, от которого сейчас непременно пробудится.

— Девицу Зигель, Дарью Францевну… По голове… В собственной квартире… На Малой Мещанской… Вот только что…

Когда это бывало необходимо, Порфирий Петрович умел брать себя в руки — имелась у него такая счастливая, а для следователя даже и необходимая черта.

Собрался он и теперь, в эту тяжкую для себя минуту.

— Постойте-ка тут, — тихо велел он капитану, а сам выглянул в комнату и, как ни в чем не бывало улыбнувшись, сказал. — Это ничего-с, из конторы пришли… с сообщением. Митя, поди-ка, дружок.

Но когда Разумихин вышел в прихожую, надворный советник улыбку сбросил, схватил родственника за рубаху и яростно прошептал:

— Скажи только одно: ты Раскольникова ко мне прямо из дому привел? Вы не разлучались, хоть на сколько?

— Ну да, разлучались, — удивился Дмитрий, поневоле тоже переходя на шепот. — На час целый. Перед твоим домом встретились. А что?

Порфирий Петрович ударил себя кулаком в лоб и зажмурился.

— Прав был Заметов! Надо было его задержать! Это не человек, а дьявол!

Разумихин ужасно удивился:

— Кто дьявол, Родька? Ты в самом деле его, что ли, подозреваешь? А при чем здесь «разлучались — не разлучались»?

— В тот час, что ты с ним разошелся, убили еще одного человека. Ну, теперь игрушки в сторону.

С заблиставшим взором Порфирий Петрович хотел уже идти в комнату, но Дмитрий удержал его за плечо.

— Если и убили, то никак не Родька. Он не один был, сестру провожал.

— Не один? — Из пристава будто невидимая сила изъяла весь скелет, оставила лишь кожу да плоть — так он вдруг съежился и обмяк. — Не один?! Так у него свидетельница есть?

— Еще какая! Не в сообщницах же она ему? Это, брат, такая девушка, что я тебе и объяснить не сумею… Забудь про Раскольникова, дурь это.

— Дурь, дурь… — залепетал несчастный, сраженный двойным ударом пристав.

Мало того, что новое убийство, третье в три дня, так еще и единственная, казавшаяся несомненною версия только что рассыпалась в прах.

8. ФРИ-МАСОН

Поздним утром, в двенадцатом часу, Фандорин и Саша ехали в клинику кислые. Поводов было более чем достаточно.