Женский декамерон

— А что в этом плохого?

— А то, что они к ребенку и к этой «соблазненной и покинутой» прицепились, как вагоны к паровозу — это, по-вашему, хорошо, честно?

— Значит, они хотели выехать, но просто поставить визу в паспорт, купить билет на самолет и улететь они не могли?

— Если бы им дали разрешение — пожалуйста, никто не держит!

— А вы думаете, Израиль им не дал бы разрешения на въезд?

— При чем здесь Израиль?

— А у нас могли бы не дать, по соображениям государственной безопасности.

— Спасибо вам, Валентина, замечательную вы историю рассказали, хоть и насквозь антисоветскую.

Все улыбнулись такому неожиданному выводу. Но о политике говорить никому не хотелось, поэтому попросили начать рассказ Альбину, чья была теперь очередь.

История пятая,

рассказанная стюардессой Альбиной и представляющая собой советский вариант «Лолиты»

Для начала Альбина обернулась к «диссидентской жене» Галине и спросила:

— Вот вы, Галя, читали такой запрещенный роман писателя Набокова «Лолита»?

— Читала. Только он не запрещенный, а просто напечатан на Западе. И автор давным-давно на Западе.

— А надо бы запретить!

— Ну, Альбина, от вас ли слышу? Неужели вас смущает в книгах то, чем вы занимаетесь в жизни?

— В жизни меня ничем не смутишь, это верно. А книжку эту я бы за вранье запретила, но не за секс. В этой книжке, девочки, один здоровый мудак со смаком пишет про то, как он у девчонки мать убил, чтобы не мешала ему ею наслаждаться, и как он самой девчонке жизнь испакостил и тоже убил под конец.

— Альбина, что вы такое говорите! Не убивал герой ни матери, ни дочери. Любовника Лолиты он убил из ревности, а мать и дочь погибли случайно: одна под машину попала, а другая при родах умерла.

— Это он так пишет, а вы верите, наивные. Между строк читать надо! Он же матери, поди, нарочно свои дневник подсунул, в котором писал, что на девчонку нацелился и для этого на старой дуре женился. Я так думаю, Галина, что этот тип заранее все на десять рядов просчитал. Он и утопить ее хотел, да не вышло.

— Ну, предположим. А сама Лолита? Разве она не при родах умерла?

— Да что вы такая непонятливая, Галя! Вы сколько часов рожали?

— Не считала. Часа три-четыре, наверное. А что?

— А то, что если бы вас с десяти лет толкли толстой вонючей палкой, все бы вам внутри перекорежили, так вы бы так легко не отделались. Из меня мою девку трое суток тащили, уж хотели кесарево делать. Моя б воля, я бы и этому вашему Набокову, и всем мужикам, которые на детей лезут, раскаленными щипцами все их хозяйство повырывала! А первому — тому гаду, который со мной в Лолиту эту сыграл… Ненавижу!

— Лицо Альбины покраснело и сделалось уродливым, слезы брызнули из глаз, смывая тушь и тени. Галя бросилась к ней, присела на ее кровать, обняла.

— Успокойтесь, Альбиночка! Молоко может пропасть, не надо. И не надо ничего рассказывать, не надо вспоминать.

— Чего уж не вспоминать… Умирать буду, вспомню. А история-то короткая, почти нечего рассказывать.

Этот Набоков деньгу, видно, зашибить хотел покрупней, вот и рассусолил пакости свои на целую книжку, размазал сперму по страницам. А вы, интеллектуевые дурочки, вздыхаете, будто там медом намазано. Слышала я ваши разговорчики, бывала я в культурном обществе. А в жизни все это так просто бывает, что и рассказывать нечего, а только взять да повеситься от злости.

Альбина высморкалась, вытерла глаза, отдышалась и принялась рассказывать.

Мать у меня тоже дура была, вроде той, Лолитиной. Отец нас бросил, и жили мы вдвоем на ее зарплату. Жили под Ленинградом, около Луга, в поселке Толмачево. Мать учительницей работала.

Я хорошенькая росла, просто ужас! По улице с мамой идем — все заглядываются, пристают. А нам нравилось. Как я теперь понимаю, у матери радости только и было, что дочка такая куколка. В школе я первые годы хорошо училась, при маме-то. Потом уж все под откос пошло, но это дальше…

Помните, девочки, как начался всеобщий кайф на фигурном катании? Все родители только и мечтали, чтобы своих детей устроить в школу фигурного катания, Черноусовых и Беложоповых из них вырастить. Моя тоже коньки мне купила и стала возить по воскресеньям в Ленинград, в воскресную школу фигурного катания. У меня здорово получалось, девочки! Если бы не эта сволочь Каюров, я, может, сейчас бы не разносила в самолете соки с улыбочками, а сама по Европам каталась, чемпионкой бы стала.