42  

— Валюша, я никогда не был ранним утром в лесу. Пойдемте погуляем, вы мне про травы расскажете.

— Я одеться должна, причесаться.

— Бога ради, не надо! Идемте как есть. Что ж, думаю, идем, коли сам напросился… Водила я его по лесным полянам, рассказывала про травы лечебные и приворотные. Я сама-то ни в те, ни в другие не верю, разве что для мытья волос или как специи на кухне употребляю. Но рассказываю ему, что от бабки знаю. Он слушает, не дышит. И вижу я, что глаза у парня совсем сумасшедшие стали, вот-вот обнимать кинется. Э нет, думаю, это мне ни к чему! Свернула я с тропинки и повела его болотом. На болоте какой смысл обниматься — все равно лечь некуда. Я с кочки на кочку аккуратненько прыгаю, а он, милашка, проваливается, джинсы по колено мокрые. Ничего, терпи, раз тебя потянуло за ведьмами по лесам гоняться! Часа два этак я его водила, а потом пожалела и к дому тем же болотом вывела. Только он обрадовался, что болото кончилось, я раздвинула кусты и дом ему показала, А на крыльце дома сидит бедная одинокая Тамарочка, не знает, куда это мы пропали?

Ну, долго рассказывать, как этот день прошел. Мне самой было впору голову потерять, а уж Юрик потерял свою безвозвратно. Тамарочке же во всем не везло: на солнце обгорела, в осиное гнездо влезла и дулю под глазом получила. А про настроение ее и говорить нечего, хуже просто не бывает. Мне ее жаль смертельно, все же подружка, а проучить надо.

Словом, кончилась наша поездка для Тамарочки трагически. Хоть Юрик и сообразил в конце концов, что со мной ему не светит, но и с Тамарочкой больше оставаться не хотел. Как вернулись в город, он тут же собрал вещички и исчез из моей да и из ее жизни. А портрет мой все же нарисовал по памяти: я в том самом виде, босиком, в мятой ночной рубашке и старой юбке поверх, патлатая, траву какую-то собираю в лесу. «Молодая ведьма» называется. Тамарочка меня на его выставку сводила, когда мы с ней помирились.

Знаете, зачем она со мной снова дружбу начала водить? Чтобы «ведьмовству» от меня научиться. А чему учиться, когда я сама не знаю, как у меня что получалось? И на ведьмовство, и на стервозность бабе нужен особый дар и настроение. Но лишний ум все эти вещи забивает. Я и сама, как прочту пару лекций о международном положении, так даже родной муж со мной в постели скучает.


Одобрили женщины рассказ Валентины: «А не зарывайся! Имеешь мужика — не рискуй!»

Начала рассказывать Альбина.

История пятая,

рассказанная стюардессой Альбиной о том, как она была стервой не из корысти или соперничества, а исключительно по природной склонности

Это случилось со мной, когда я уже свою развеселую жизнь оставила, стала стюардессой работать и вышла на международные линии. Появился у меня дружок, штурман Гришенька. На одном «Ту» летали. Парнишечка из провинции, лопушок. Роста невысокого, глазки — пуговки, фигурка — брюковкой. С другими летунами, пообтесавшимися в загранполетах, не сравнить. Он на меня сразу глаз положил, как я на борту появилась, а мне, хоть я вообще-то баба не промах, поначалу нужен был заступник. Я Гришеньку и пригрела. Любовь у нас с ним в основном в небе происходила. Разнесу я конфетки, водичку и иду в дежурку. Тут Гришенька выходит из рубки, мы напарницу мою выставляем и за дело. Приключений у нас с этой любовью выпадало достаточно, но все обходилось, везло нам. Как-то я забыла микрофон выключить. Начали мы с ним любовью заниматься, а трансляция идет на весь салон. Счастье мое, что летела делегация французов. Народ сексуально просвещенный, слушает нашу возню и балдеет. После я выхожу завтраки разносить и ничего не понимаю: все мне улыбаются, комплименты говорят. А в последнем ряду старичок сидит. Он подзывает меня и шепчет по-русски: «Мадемуазель! Я вас очень прошу, если вы с вашим дружком снова уединитесь, то, пожалуйста, не выключайте микрофон и на этот раз. Я получил огромное удовольствие, это лучший полет за всю мою жизнь!»

Но скоро Гришенька мне надоел. Уж очень несходные у нас были характеры: он все меня скромности обучал, от любого моего словца краской заливался. Зануда был редкостный, любил учить жить. Ну и доучил на свою голову.

— Если ты такой правильный скромница, — говорю я ему однажды, — так что же ты, брюковка такая, не делаешь мне предложение, а нескромными делами со мной занимаешься? И чем нескромнее, тем с большим удовольствием это делаешь, между прочим. Вертлявая у тебя скромность какая-то, Гришенька!

  42  
×
×