61  

К утру обоих, и мать, и сына, сволокли в тюремную больницу: его на хирургию зашивать унесли, а ее отвели к психам. Тронулась. Белая вся была и бессловесная.

А Маханя нам и говорит: «Вот думается мне, товарочки, что сына своего Антонина сама сгубила. И не тем одним, что в тюрьму за собой повела, а тем, что не научила с людьми жить. Видно, и он не по делу в камере выступал. Не любит тюрьма не по делу бодливых, скоро рога обламывает».


Ужаснулись женщины рассказанной истории, а иные и удивились:

— Разве бывает такое между мужиками — насилие?

— Бывает, — ответила Зина. — И ежели так мужика обработали, то он дальше уже в зоне и не человек. Никто с ним за одним столом есть не сядет, рядом не ляжет. А кому надобность приспичит, тот развернет его за бараком — и в задницу. Несчастные они самые на зоне люди, «машки» эти, педерасты.

— А те, кто ими пользуются? Их тоже презирают?

— Не, эти в молодцах ходят. Это как и на воле между бабой и мужиком: он сверху — ему и почет. То же и на женских зонах: коблы над ковырялками верх держат.

— Эх, Зинуля! — вздохнула Ольга. — Я-то думала, что ты расскажешь, как жизнь навела справедливость, хоть одного мужика за изнасилованных баб наказала, а ты про то, как парня на девичье место поставили. Нет в том для нас никакого утешения.

Ольгино сокрушенное замечание насмешило женщин, все еще находившихся под тяжелым впечатлением от рассказа Зины, а Валентина пообещала:

— Погоди, Ольга! Вот придет моя очередь, я тебя утешу. Наберись терпения! А ты, Наташа, начинай свой рассказ, а то Ольга изведется в ожидании справедливости.

И Наташа начала свою повесть.

История третья,

рассказанная инженером Наташей, повествующая об опасности, которой ей в раннем детстве удалось избежать благодаря тому, что ее к этому времени уже слегка просветил соседский мальчишка

Меня по-настоящему никто, слава Богу, не изнасиловал. Бывало, что приставали на темной улице, но больше с гнусными предложениями, чем с агрессивными намерениями. Зато в детстве произошла со мной история, которая едва не кончилась для меня очень печально. Помог мне избежать насилия Витька Треухов из тридцать первой квартиры, кошмар моего детства.

Я была ростиком маленькая, и мне никак было не дотянуться до звонка в нашу квартиру. А дверь в нее была возле окна на лестнице. И вот я приспособилась влезать на подоконник, а оттуда уже звонить домой. Но тут меня подстерегала беда — этот самый Витька. Как ни старалась я потихоньку подходить к окну и влезать на подоконник, он ухитрялся меня подстеречь: по-моему, он просто весь день сторожил меня у замочной скважины своей двери. Как только я оказывалась на подоконнике, он выбегал из квартиры, подлетал ко мне, нырял мне под юбчонку и проводил рукой по письке. Я его отталкивала ногой, била по голове кулаками, а он хихикал мерзко и быстро убегал в свою квартиру, чтобы не попасться на глаза моим родителям. Я пускалась в рев от обиды, а когда мама или папа спрашивали, в чем дело, я молчала. Ну, они и думали, что это меня кто-то в игре обидел, не обращали внимания.

Я не понимала, зачем, собственно, Витька это делает, но чувствовала, что есть в этом что-то очень для меня оскорбительное и одновременно стыдное. Словом, Витька из тридцать первой квартиры превратился в моего лютого врага. Я все мечтала, как вырасту большая и отомщу ему, а еще больше мечтала поскорей дорасти до звонка, чтобы мне не нужно уже было влезать на подоконник: когда я стояла на полу, Витька мне был не страшен, я ему и подойти не давала. Коварство Витьки состояло в том, что он выскакивал именно в ту минуту, когда я, держась одной рукой за раму окна, другой тянулась к своему звонку, а ноги мне приходилось расставлять для упора. Тут он и осуществлял свое гнусное злодейство.

Но вышло так, что из-за Витьки я избежала куда большей опасности. Однажды я играла одна в песочнице, в садике возле нашего дома, и тут ко мне подошел какой-то дяденька и спросил, хочу ли я, чтобы он показал мне фокус? Я сказала, что да, хочу. Он вытащил из кармана такую стеклянную бутылочку с водой, а в воде плавал цветной чертик, очень смешной. Дяденька этот нажимал на пробку и чертик в бутылочке крутился и прыгал. Потом дал мне самой попробовать, у меня тоже получилось. Фокус мне понравился, а он и говорит: «Пойдем ко мне в гости, у меня дома много таких фокусов. А чертика можешь сразу взять себе». Я обрадовалась, дяденька мне очень понравился, и я дала ему взять себя за руку и увести от дома. Он привел меня к себе домой на другую улицу. Завел он меня в свою комнату и велел разговаривать тихо-тихо, а то у его соседа большая злая собака — услышит и прибежит. Мне это тоже показалось интересно и таинственно. Стал он передо мной выкладывать всякие забавные игрушки, одна лучше другой, и все незнакомые: китайчонок с качающейся головкой, совсем как живая змейка из каких-то камушков, кланяющийся утенок из пушистого желтого меха. Помню, безделушки эти были все такого рода, что до каждой, чтобы она действовала, нужно было дотронуться пальчиком. Потом он вытащил свой член и спросил, видела ли я когда-нибудь такую игрушку? Я ответила, что нет, не видела, но эта игрушка мне не нравится. Он сказал: «А ты потрогай пальчиком, увидишь, что будет». Я потрогала и его член запрыгал под моей рукой. Это мне показалось тоже забавным. Тут он присел передо мной на корточки и провел у меня рукой между ног, совсем как это делал Витька из тридцать первой квартиры. Тут я рассердилась, хлопнула его по руке и заорала: «Ты плохой дядька! Ты обманщик! Я домой хочу!» Он испугался, вскочил на ноги, вывел меня из своей квартиры и довел до угла нашей улицы: «Иди, девочка, иди домой!» Больше я его никогда не видела на нашей улице.

  61  
×
×