Женский декамерон

— Только, Наташенька, повеселее что-нибудь, а то у меня до сих пор мурашки! — взмолилась Иришка.

— Ладно. Зина напомнила мне одну историю, тоже связанную с тринадцатой зарплатой. Постараюсь отвлечь вас от мрачных мыслей.

История третья,

рассказанная инженером Наташей о тринадцатой зарплате и о памятнике Ленину

В тот год, когда ввели тринадцатую зарплату, я уже окончила институт и работала на заводе инженером. Завод старый, с традициями, много кадровых рабочих и в общем обстановка лучше, чем бывает обычно. Но в цехе, куда меня направили, был жуткий тип, который портил все дело — парторг. Под стать себе он подобрал и работников профсоюза, а хороших, но безыдейных мастеров потихоньку выживал и на их место выдвигал своих подхалимов. Рабочим же от него житья не было, все он требовал от них какой-то сверхсознательности, выдумывал все новые и новые социалистические обязательства, какие-то «почины» изобретал, от которых делу был один лишь вред, но зато звону много. О нашем цехе постоянно писала заводская многотиражка, а то и в «Ленинградской правде» статейка появлялась. Парторг все их вырезал и собирал, надеясь этими бумажками выстелить себе путь к более высокому назначению.

И вот, когда объявили о тринадцатой зарплате, парторг этой еще невыданной зарплатой рабочих начал прямо допекать, будто собирался выдавать ее из своего собственного кармана. На собраниях он то и дело твердил: «Государство учитывает, что сознательность наших рабочих, к сожалению, еще не всегда поднимается выше материальных интересов, а потому и вводит тринадцатую зарплату. Так и смотрите на это, как на уступку вашей несознательности!» А сам, хоть и кричал на всех заводских углах о своем партийном долге, подразумевая, что его долг подгонять рабочих, особей личной сознательностью по отношению к государству не отличался: путевки в санаторий себе и всей семье брал со скидкой, за счет профсоюза, квартиру ему ремонтировали наши же рабочие и в рабочее время. Как-то при выдаче зарплаты молоденькая кассирша нечаянно обсчитала его на три рубля, так шуму было на три дня, бедную девочку чуть с работы не выгнали.

И вот допекает он рабочих этим благодеянием, тринадцатой зарплатой, а сам подстерегает, не совершит ли кто прогул или опоздание, не нагрубит ли мастеру. Чуть что — приказ о лишении этой самой тринадцатой. Рабочие злятся, а цеховое начальство, не парторговские подхалимы, видит, что от его партийного энтузиазма производство страдает, а сделать ничего не может — идеология! Ему слово скажи поперек, так он под это слово такую политическую торпеду подведет, что потом неприятностей не оберешься.

Но работала в нашем цехе мастером пожилая уже женщина, Юлия Константиновна. Девчонкой она на фронт попала санитаркой, имела боевые награды, да и в мирной жизни вела себя смело и независимо. Парторг бы ее давно с места выжил, но на ней держалось производство целого участка и заводское начальство ее высоко ценило. И вот эта Юлия Константиновна видит, что рабочие люто возненавидели парторга, даже стали уходить из нашего цеха. Решилась она встать на сторону рабочих и избавить их от этого идеологического чудища. Видимо, был у нее сговор со старыми рабочими, потому что поддержали ее в первую очередь они, а за ними уже и другие. Вот что она придумала, чтобы свалить парторга.

На заводском дворе у нас был скверик, а в нем фонтан и скамейки вокруг. И Юлия Константиновна сговорилась с рабочими внести «почин», которые так любил парторг: отдать всем тринадцатую зарплату на сооружение вместо фонтана памятника Ленину — в знак благодарности государству и родной партии за эту самую тринадцатую.

С нетерпением мы ждали годового собрания в цехе. Обычно, когда такие собрания объявляют, рабочие, а особенно работницы, не знают, как от них увернуться. Проводятся эти собрания после работы, а чтобы несознательные работяги домой не убежали, закрывается на это время проходная. Но в любом заборе найдется дыра, и наши работницы через дыры в заводском заборе убегали к своим семьям с собраний и митингов в защиту мира. Но на это собрание пришли все как одна: очень уж интересно было им посмотреть, чем кончится отважный поход Юлии Константиновны против парторга. И хотя лишних денег ни у кого не было и во всяком кармане нашлось бы место для тринадцатой зарплаты, никому не жаль было ее потерять, лишь бы от зануды-парторга избавиться. К тому же он половины рабочих этих денег уже лишил либо частично, либо полностью. Нажал и на бригадиров, и на мастеров, и на начальника цеха, чтобы ни одно нарушение дисциплины не прошло без следа. Потому работягам терять было нечего, а толковые мастера и бригадиры решились своими тринадцатыми поступиться, потому что и им невмоготу стало: были они хозяевами на производстве, а стали мальчиками и девочками на побегушках у парторга.