Обратный отсчет

– Хозяйка! – раздался со двора протяжный окрик. – Идите сюда!

– Опять нашли какую-то дрянь, – пробормотала Марфа и исчезла за дверью. Дима ожидал, что она вернется через минуту – ему хотелось сочувствия, утешения, он чувствовал себя по-настоящему растерянным и прибитым. Угрызения совести его больше не терзали – их место занял страх. Страх перед вопросами, которые ему будут задавать, заранее не веря ответу, страх перед взглядами, которые будут на него бросать… И в этих взглядах он прочтет свой приговор – «убийца»! «А кто же еще? – Он бессильно опустился на продавленный топчан, стиснул виски руками. – Убийца, заказчик, а она – обманутая жертва. Что я сейчас делаю? Эти ямы… Да они в буквальном смысле роются для меня! Ведь всякий скажет, что мне была важна не пропавшая невеста, а этот участок, что я начал на нем какие-то странные работы, буквально неделю спустя после ее исчезновения! За такой срок у близкого человека даже первое горе не уляжется, а я… А если они узнают о Марфе?!»

– Дима, иди сюда!

Ее голос звучал возбужденно и звонко, в нем как будто звенел серебряный колокольчик. Дима повернул голову, прислушиваясь, и вдруг вскочил. «А если… Есть?!»

На этот раз действительно откопали кое-что интересное. Младший таджик, откликавшийся на имя Иштымбек, сбегал за киркой и, спрыгнув на дно ямы, в несколько ударов зачистил то, на что наткнулись лопаты.

– Каменная кладка. – У Марфы лихорадочно горели глаза. – Кирпич или камень?

– Камень! – рапортовал Иштымбек.

– Копайте вглубь и вбок, – показала женщина, выхватив у него кирку и начертив на земле стрелу. – Один копает вглубь, пока камень не кончится, другой – вправо.

– Вы это искали? – простодушно спросил Иштымбек, отчего у Марфы заметно исказилось лицо.

– Не знаю, – ответила она, проявляя железную выдержку. Ее голос прозвучал на удивление равнодушно. – Тут когда-то стоял другой дом, а вот места мы не знаем. Может, сейчас нашли старый фундамент или кусок стены? В общем, все это надо зачистить, прежде чем строить что-то другое.

Последняя фраза прозвучала достаточно туманно и совершенно не вязалась со строительными технологиями, но таджики возражать не стали. Они снова взялись за лопаты, сгрудившись около ямы, а заговорщики отошли к калитке. Марфа схватила и крепко пожала руку любовника:

– Сердцем чую, это оно! У Фуниковых был каменный дом? Ведь, наверное, каменный?

– Не знаю… Тогда все было по больше части деревянное…

– Врешь? – не поверила женщина. – А Кремль? А собор Василия Блаженного?

– Да то – царский дворец, соборы, а это – дом какого-то казначея!

– Думаешь, он мало нахапал? Это же, по нынешним временам, был бы особняк министра финансов! Что с ним сделал Иван Грозный? С живого снял кожу? Значит, нахапал, значит, дом был каменный!

– Да он за измену с него снял кожу, – рассердился Дима. – И не ори, на тебя уже таджики смотрят!

Марфа перешла на шепот и с лихорадочной убежденностью заявила, что много ожидает от этого куска стены. Наверняка они нашли часть фундамента, теперь надо выяснить, где внешняя граница, где внутренняя. Клад могли зарыть как внутри дома, так и вне его, но логичнее сперва поискать внутри.

– Как ты думаешь – дом был большой?

– Боярский-то? Значительный, я думаю.

– А участок – всего четыре сотки! – обеспокоенно произнесла Марфа. – Мог на таком клочке уместиться казначейский дом? Может, у нас только самый уголок, где вообще нет ничего, а клад у соседей?

– В любом случае, этот клочок – все, что у нас есть. – здраво заметил Дима. – И погоди переживать – это может оказаться стеной куда более позднего времени.

Простояв над душой у таджиков битый час, сообщники убедились в том, что откапываемая стена имеет в длину около трех метров, вглубь – неизвестно сколько, потому что Иштымбек продолжал упорно копать яму, а нижнего края все еще не достиг. Старший рабочий двинулся методом тыка от конца стены вправо, и ему сразу повезло – он обнаружил вторую сторону. Кладка была кирпичной, кирпичи старые, неровные, черные от времени, земли и воды. Многие рассыпались от одного удара кирки, так что копать приходилось с осторожностью. Марфа, забыв обо всем, металась вокруг раскопок, у нее был вид гончего пса, почуявшего дичь. Лицо вытянулось и побледнело, глаза сверкали так странно, что неосведомленный человек принял бы ее за наркоманку под изрядным кайфом. Дима наблюдал за раскопками, присев возле забора, на старом бревне. Его пригревало ласковое майское солнце, овевал мягкий, душистый, совсем деревенский воздух, и все было бы чудесно. Если бы не черные мысли. Он не мог ни избавиться от них, ни поделиться ими с подругой. Та интересовалась только тем, что скрывала мокрая глинистая земля.