Западня

Оксана поправила прическу. Сцену впереди залил холодный фиолетовый свет. Струнная музыка стала слышнее, ударил большой японский барабан. Оксана двинулась вперед, высоко подняв шелковый фонарь с зажженной внутри свечкой. Наташа, как во сне, пошла за ней…

Душно, за кулисами было невыносимо душно. И самое глупое, что она, кажется, заблудилась… Милена провела рукой по коленям, достала из складок кимоно сирену.

Минуту назад ее рука почему-то разжалась, она и не заметила, как выронила эту штуку, похожую на черный фонарик. Девочке очень хотелось спать. Она не помнила, как пришла сюда, в этот темный закуток, почему уселась на доски, сколько времени тут сидит. Со сцены доносилась музыка, Милена понимала, что спектакль еще не закончен. Не могло пройти много времени. А спать хочется так, будто она не ложилась несколько ночей подряд. Глаза закрываются, веки будто каменные.

Подбородок стукнулся в грудь, она слегка мотнула головой, попыталась встать… Сирена, эта проклятая сирена, кому она нужна… Опять свалилась, придется нагибаться, искать… Сил на это нет. Почему, почему так хочется спать…

«Папа меня побьет» — это была единственная мысль, которая сумела пробиться сквозь плотную пелену. Она увидела лицо сестры — та испуганно повернулась к ней, открыла рот, закричала… Но беззвучно. Милена хотела встать — и не могла. Сирена. Михаил писал, чтобы она в случае чего нажала кнопку… Девочка пошарила рядом с собой, но никакой сирены не нащупала. Зато, с трудом разлепив веки, она увидела того человека.

Он вышел из-за кулис и быстро подошел к ней. Его лицо казалось черным, он протягивал к ней руки, будто хотел взять за плечи. Девочка привстала, но тяжесть собственного тела опустила ее назад на доски. Голова ударилась о стену, но ей было не больно, парик смягчил удар. Ей было не страшно — только противно, что она почему-то так ослабела, что не может сидеть прямо. Мужчина, которого она теперь узнала, протянул к ней руки, и она ощутила, как горло перехватывает что-то очень твердое…

Сцена была погружена в темноту. В темноте звенел сямисэн, мерно бил барабан. Постепенно за желтыми бумажными ширмами в глубине начал разгораться огонек шелкового фонаря. Проступили силуэты собравшихся у рампы горожан. Они смотрели на окно.

— Что такое? — спросил кто-то.

На желтой бумаге окна четко рисовались два черных силуэта — самурай, обнимающий скелет… Раздались крики:

— Скорей, скорей спасайте! Синдзабуро на пороге смерти! Скорей…

…Мать Оксаны уныло бродила за кулисами. Она старалась не сталкиваться с актерами, поскольку видела, что те удивлены ее видом. В самом деле, этот спортивный костюм для театра совсем не подходил… У нее было приличное платье с блестками, ему еще и двух лет нету, а толку?..

«Ну, а когда бы я успела переодеться? — зло подумала она. — На минутку с работы вырвалась. Короче, нет жизни. Родная дочь на.., посылает».

Она видела, как актеры подливают коньяк в минеральную воду. У нее у самой в пакете был коньяк, купила на вечер.

Только она не решалась предложить его актерам.

«Слишком гордые. Ну их всех!»

Женщина устала, духота размаривала… Уж лучше бы она сюда не приходила, спектакля все равно не видела. И что это за жизнь? Пашешь, пашешь, а дочка шипит: «Убирайся!» Женщина увидела пустой стакан, рядом — табуретку. Села, вытянув усталые ноги, взяла стакан, подозрительно его понюхала, достала из пакета бутылку, сорвала с крышки акцизную марку.

Через две минуты ей стало веселее. Она прислушивалась к звукам спектакля, и законная гордость начинала наполнять ей сердце. "Моя играет самую главную роль!

Посмотреть бы по-человечески, из зала. Но раз нельзя, то и не надо. Не заплачем". Она глотнула еще и совсем успокоилась. Ей хотелось курить, но вокруг столько тряпок и бумаги… С техникой пожарной безопасности она была знакома по роду своей работы. Женщина встала и пошла в глубь кулис, выглядывая надежное местечко для курения.

Наконец она зашла в какие-то дебри. Тут никого не было. Она уже вынула сигарету, когда в дальнем, совсем темном углу ей почудилось какое-то движение. Она пригляделась и воскликнула:

— Егор! Егор, ты?! Ты что тут делаешь, тебя Оксанка позвала?

Он обернулся с искаженным лицом и выпустил девушку, которую зачем-то держал за плечи. Та, обмякнув, ударилась головой о доски и затихла. Женщина почувствовала неладное и подошла ближе:

— Ты что это здесь делаешь? Это кто такая? Слушай, ты сдурел, что ли?! Ты что сделал с ребенком?!