Чудеса в кастрюльке

Евдокия моргнула, потом встала со стула, опустилась перед иконами на колени и принялась тихо шептать молитвы, изредка кланяясь и осеняя себя крестным знамением.

Неожиданно из моей души ушло напряжение и тревога, в груди словно лопнул туго натянутый канат. В комнате было тепло, незнакомый запах дурманил голову, мерный шепот Евдокии убаюкивал, и я почувствовала, как сон начинает подбираться ко мне на мягких лапах.

Наконец матушка перекрестилась последний раз и встала с колен.

– Спасибо, что не посчитали за труд приехать и сообщить скорбную весть.

– Где Ляля?

– Кто?

– Девочка, которую ваш брат велел спрятать в обители.

Евдокия опять перекрестилась.

– Тут детей нет.

– А приют?

– Какой?

– Разве вы не воспитываете сирот?

– Нет, нас не благословляли на призрение.

– Но как же так…

– Сюда приезжала женщина, – сказала монашка, – тоже искала девочку.

– Ася Бабкина! Это моя подруга, она сейчас лежит в больнице. Разрешите, я расскажу, что произошло?

– Сделайте одолжение, – кивнула матушка, – введите в курс дела.

Глава 15

Выслушав мой сбивчивый рассказ, Евдокия покачала головой.

– Экое дело выдумал! Хотя он всегда был затейник, такое творил! Иному человеку и в ум не придет, что Ежиремия делал.

– Кто?

– Полное имя моего брата Ежиремия.

– Странное очень.

– Просто редкое, теперь подобным образом детей не называют, но наш отец был человек верующий, церковный староста, – вздохнула Евдокия, – строгий, даже угрюмый. Вера у него была не светлая, а мрачная, в доме у нас никогда не смеялись.

Настоятель местного прихода иногда пытался урезонить Варфоломея.

– Уж больно ты свиреп, – говорил он церковному старосте, – вера дозволяет и радоваться, на то специальное время отведено: Масленая неделя, Красная горка, Святки. Своди своих в театр.

– Грех, – качал головой Варфоломей.

– Я разрешаю, – уговаривал его настоятель, – что ж у тебя дети растут, ничего не повидав, неладно это.

– К чему их миром искушать, – бурчал Варфоломей, – им в монастырь дорога!

Однажды священник не выдержал и брякнул:

– А ты ребяток своих спросил? Может, не чувствуют они в себе сил идти по предложенному тобой пути? Нельзя человека поперек воли в обитель. Сам-то ты женат, двух дочерей и сына родил, зачем земных радостей их лишать? Не угодно господу такое поведение.

Варфоломей покраснел, но спорить со святым отцом не осмелился, только нехотя буркнул:

– У меня глаза поздно открылись, дурак в молодости был, пусть дочери и сын грехи семьи отмаливают.

Пока была на ногах Анна, жена Варфоломея, детям жилось более или менее сносно. Мать хоть как-то пыталась скрасить существование ребят. Денег на игрушки отец не давал. Но Анна шила кукол из тряпок и сделала из бычьего пузыря отличный мячик для сына. Тайком от фанатика-мужа, запретившего дома строго-настрого по постным дням, два раза в неделю, кроме великих постов, есть скоромное, она поила детей молоком. Корова стояла в сарайчике, там же кудахтали куры и хрюкали поросята. Варфоломей приказывал Анне торговать сметаной, творогом, мясом, но ставить эти продукты на стол в своем доме не разрешал. И дочери и сын боялись отца панически, а когда умерла мать, их страх перешел в ужас.

– Он бы и в школу нас не пустил, – грустно улыбалась Евдокия, – только времена стояли социалистические. По домам ходили всяческие комиссии, проверяющие от районов народного образования.

Вот поэтому Варфоломей, скрипя зубами, смотрел, как дети бегают на занятия, учат богопротивные науки: биологию, химию, физику. Пришлось ему стерпеть и красные галстуки на их шеях. Правда, вначале отец попытался было воспротивиться приему ребят в пионеры, но его вызвали к директору школы. Сухощавая, одетая в темный костюм Раиса Ивановна строго сказала:

– Вы, Варфоломей Порфирьевич, не смеете детям препятствия ставить, иначе я пойду в райком партии, пусть вам там про ошибочность воспитания подрастающего поколения советских детей расскажут!

Варфоломей испугался. В те годы повсеместно закрывались церкви, люди, посещавшие службы, подвергались гонениям, а отец Евдокии, Анисьи и Ежиремии не был готов к тому, чтобы страдать за веру. Ему совсем не хотелось оказаться где-нибудь в Коми и, отмахиваясь от мошки, валить лес.

Варфоломей притих. Евдокия и Анисья выросли робкими, забитыми девочками. Хоть они и были погодки, но учились в одном классе. Сидели вместе на самой последней парте, во время перемен не бегали, а стояли у стены. С одной стороны, мешали длинные юбки, с другой, носиться не хотелось. В классе их считали придурочными и в компании не приглашали. Учились девочки средне: литературу, русский и историю знали великолепно, в естественных и точных науках не разбирались совершенно, да и не тянуло их изучать математику с физикой, намного интересней казалось читать жития святых и петь в церковном хоре. Поэтому, отсидев положенные уроки, Дуся и Анисья бежали в храм, где помогали служителям. В школе об этом, естественно, знали и в комсомол девочек не приняли.