Чудеса в кастрюльке

– Нина Михайловна Хрусталева, но она мне не жена.

– А кто?

Иван Дмитриевич растерялся:

– Ну случилось пару раз, давно, правда, еще Зина жива была, а так никто, соседка!

Я с интересом глянула на бывшего актера. Кто бы мог подумать, что они амурничали с Ниной Михайловной.

– Что можете сказать по сути происшествия?

– Так ничего. Чечня взорвала, терроризьм!

– Ступайте к себе, – устало сказал лейтенант и повернулся ко мне.

– Отчего взорвалась плита, я не знаю, а Нина Михайловна упала, когда у Ваньки с руки слетела вот эта штука из резины, – сообщила я.

Милиционер взял кисть.

– Здорово сделано, не отличить от настоящей, где он ее взял?

– У нас, – подала голос Тамара, – у Кристины целый чемодан с такими шутками есть. Она один раз чуть школьного врача до инфаркта не довела.

Я хмыкнула. Было дело. У Кристины в гимназии страшно противная докторица, злая, грубая, невнимательная. Дети предпочитают не обращаться к Валентине Федоровне за помощью, по-моему, той просто доставляет радость причинять всем боль. Кристина тоже зря не заглядывает в кабинет, но тут пришло время делать манту.

Девочка предупредила доктора:

– Наверное, мне следует прийти через неделю, у меня насморк сейчас и кашель.

– Замолчи, больно умная! – рявкнула Валентина Федоровна и, уцепив железными пальцами ручонку Кристины, сильно поцарапала ее иголкой.

Результат не замедлил сказаться. Предплечье разнесло, поднялась температура, Кристя на десять дней улеглась в кровать. Девочка разозлилась и решила отомстить. Придя в школу, она, взяв с собой тройку подружек, явилась в кабинет к врачу и заныла:

– Ой, ой, ухо болит.

– Садись! – рявкнула Валентина Федоровна, развернула настольную лампу, направила пучок света на ушную раковину Кристи и заорала: – Боже!

Впрочем, вы даже посочувствуете мерзкой бабе, когда узнаете, что Кристя засунула себе в ухо искусственный глаз. Гадкая девочка, услыхав вопль врача, мигом сказала:

– Ой, Валентина Федоровна, а я отчего-то вас боком вижу!

Это было уже слишком, доктор схватилась за сердце… Естественно, все выяснилось, и нам с Тамарочкой пришлось пару раз сбегать к директору, чтобы «отмазать» девочку. Очевидно, Ваняша добрался до коробки с приколами и решил повеселиться.

Успокоились мы за полночь. Сначала Олег и Сеня налетели на Ленинида.

– Кто подключал плиту? – ревел мой муж.

– Я, – пискнул папенька.

– Отчего из конторы не вызвал?

– Так деньги платить надо, – принялся оправдываться папашка, – сэкономить хотел. Тут дел на пять минут. Завернуть гайку, и готово!

– Здорово сэкономил, – бормотнул Сеня, – начинай новый ремонт. Ну зачем ты не в свое дело полез?

– Это Вилка плиту включила, – невпопад ответил Ленинид.

– Ты же чай попросил!

– Молчать, – рявкнул мне Олег, – отвратительно, где ты ни появишься, начинаются неприятности!

– Но я только повернула кран.

– И все взорвалось!

– Я-то при чем!!!

– Не знаю…

Короче говоря, день окончился ужасно. Вдрызг переругавшись, мы разбежались по комнатам. Утром Лениниду предстояло начать ремонтные работы сначала. Я нырнула под одеяло, вытянула ноги и стала медленно уплывать в долину сна.

– Вилка!!! О! Черт!!! Сюда!!!

Путаясь в халате, я бросилась на вопли, которые летели из ванной.

– Кто это сделал? – орал Олег.

Из рукомойника на пол веселыми струйками бежала вода. Маленькие потоки соединялись на полу в бурную реку и исчезали под ванной.

Развернувшись, я полетела вниз, отперла Маринкину квартиру… Многострадальная кухня представляла собой зрелище не для слабонервных. Повсюду осколки, сажа, черные пятна, обои валяются на полу, а с потолка весело сыплет дождик: кап, кап, кап.

Я вышла на лестничную клетку и, еле-еле волоча ставшие стопудовыми ноги, побрела наверх. Сейчас под натиском Олега придется признаться, что я собиралась постирать колготки, заткнула раковину пробкой, пустила воду, но тут ворвался Ленинид с предложением помыть полы у Маринки, я обозлилась, вышла в коридор и напрочь забыла о весело бьющей струе. Да уж, можно было не беспокоить брандмайора с бойцами, пожар бы и сам потух под напором жидкости, хлынувшей с потолка. И самое обидное то, что все моментально забудут про Ленинида, неправильно завернувшего гайку у плиты, и будут очень долго помнить, как я дважды затопила Рымнину.

Глава 22

Встав ни свет ни заря, я очутилась у калитки Забелиных около десяти утра и, увидав в проеме бледное лицо Милены, злобно прошипела: