21  

– У меня скверный feedback от заказчика. Альфред Дюлер просмотрел запись с «Grind», позвонил мне и объявил, что там слишком много цветных. Вот его точные слова – цитирую: «Я, конечно, не расист, но чернокожие составляют весьма незначительный сегмент рынка, а мы должны делать ставку на коренных, французских потребителей. Не моя вина, что наш продукт – белый и для его сбыта нужно показывать белых людей; повторяю: это не расизм, но, увы! – мы пока что не производим черных йогуртов! Вот когда разработаем гамму шоколадных „Мегрелет“, тогда и будем демонстрировать негров». По-моему, ассистенты хихикали, когда он это излагал. Но стоило ему пригрозить, что он снова выставит заказ на тендер, как им стало не до смеха.

– Слушай, не бери в голову, расслабься. Этот вонючий фашист – просто жалкая посредственность. Тебе бы следовало напомнить ему, что он выпускает «Мегрелет» с диоксинами… И что для рекламы такого продукта вообще нужны не модели, а бесформенные, оплывшие, прыщавые толстухи, отравленные его знаменитыми йогуртами.

В глубине души ты ликуешь: угробить один из самых жирных заказов агентства – да это просто королевское решение проблемы, наконец-то Бог услышал твои молитвы и уготовил тебе рай оплаченного безделья, бессрочный отпуск за государственный счет… Однако Жан-Франсуа вовсе не желает быть уволенным. Он смотрит на эту ситуацию другими глазами: его отнюдь не программировали для жизни на улице. Он окончил частную коммерческую школу для папенькиных сынков, женился на скучной чистюле, пятнадцать лет безропотно терпел издевательства и оскорбления своих шефов и клиентов, лишь бы взять кредит в «Сосьетэ женераль» и купить наконец трехкомнатную квартирку в Леваллуа-Перре. Какие у него в жизни радости? Только одна: слушать оригинальные записи «Titanic». Он даже не подозревает, что возможен какой-то иной способ существования. Он никогда не полагается на случай, его бытие течет по намеченному раз и навсегда курсу. И если «Манон» расплюется с нашим агентством, ему от этого удара не оправиться. Он чуть не плачет: такой финт не предусмотрен в планах его карьеры. Впервые со дня своего появления на свет он терзается сомнениями. Эдак, глядишь, и человеком станет… почти!

– Я прекрасно знаю, что Дюлер – сволочь и фашист – лепечет он, – но заказ этого фашиста тянет… на миллионы франков!

Тут ты начинаешь его любить. В конце концов, это именно он несколько дней назад смахнул с твоего носа кокаин.

– He дергайся, – слышишь ты собственный голос. – Мы с Чарли тебе подмогнем, верно, Чарли?

– Ага! Я так думаю, пора объявлять готовность номер один.

В приотворенную дверь просовывается голова Марка Марронье.

– Эй, парни, что это вы приуныли, как будто работаете на Россериса и Уичкрафта, вместе взятых… Ку-ку!

И он хлопает себя по лбу.

– Дурак я, дурак! Вы же и вправду на них работаете!

– Кончай базар, Марк! – стонет Джеф. – Мы тут по уши в дерьме из-за «Мегрелет».

– Да-а-а!.. Тяжелы они, эти фабриканты легких продуктов…

И Марк бросает на тебя соболезнующий взгляд (он соболезнует, то есть смотрит как больной на больного).

– Октав, Чарли, – спрашивает он, – а не пора ли вам задействовать план ORSEC?

– Они уже объявили готовность номер один, – сообщает Джеф. – Только я не пойму, в чем тут фишка.

И тут Чарли приступает к своему коронному номеру. Воздев руки и глядя в потолок, он делает глубокий вдох и шумный выдох, как будто собрался толкнуть речь (или прихлопнуть какую-нибудь симпатичную букашку), выдерживает театральную паузу и последний раз смотрит на Марронье:

– Ну что, шеф? Даете зеленый свет?

Шеф величаво кивает и выходит из комнаты, где тут же воцаряется благоговейная, почти дзеновская тишина. Чарли медленно поворачивается к тебе и произносит заветный приказ:

– Говномет к бою!

– Есть, командир!

И прямо на глазах у Жана-Франсуа, ровно за одну минуту, вы с Чарли сочиняете рекламу – хрустальную мечту всех рекламодателей, чарующую, невинную и лживую насквозь, – для блеющего стада потребителей (ибо генетика уже достигла таких высот, что и людей можно заставить блеять, как баранов).

Затем ты громко оглашаешь сей шедевр:

– Очаровательная БЕЛАЯ женщина (не старая и не молодая), шатенка (не блондинка и не брюнетка) сидит на террасе живописного сельского домика, декорированного в стиле «Южный берег» (уютного, но скромного), в кресле-качалке (не слишком дорогом и не слишком убогом). Она смотрит в камеру и восклицает (умильным, но естественным голосом): «Я КРАСИВА? ДА, ТАК ГОВОРЯТ. НО САМА Я НЕ ЗАДАЮСЬ ЭТИМ ВОПРОСОМ. Я – ЭТО ПРОСТО Я». Спокойным жестом (не сексуальным и не манерным) она берет со стола баночку «Мегрелет», бережно (не слишком быстро и не слишком медленно) открывает ее и кладет в рот ложечку йогурта (не слишком полную, но и не совсем пустую). Потом, закрыв глаза от удовольствия, смакует продукт (минимум две секунды). Вслед за чем произносит остальной текст, глядя прямо в глаза телезрителям: «МОЙ СЕКРЕТ – „МЕГРЕЛЕТ“, ИЗУМИТЕЛЬНЫЙ ОБЕЗЖИРЕННЫЙ ЙОГУРТ С КАЛЬЦИЕМ, ВИТАМИНАМИ И ПРОТЕИНАМИ. ДЛЯ ПОДДЕРЖАНИЯ ОТЛИЧНОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ФОРМЫ НЕТ НИЧЕГО ЛУЧШЕ!» Она встает (грациозно, но не слишком) и заключает с лукавой (но не слишком) улыбкой: «ВОТ МОЙ СЕКРЕТ. НО ТЕПЕРЬ ЭТО УЖЕ НЕ СЕКРЕТ, РАЗ Я ПОДЕЛИЛАСЬ ИМ С ВАМИ, ХА-ХА-ХА!» И она разражается игривым (но в меру) смехом. Далее на экране возникает packshot (минимум на пять секунд) со следующим титром: «„МЕГРЕЛЕТ“ – ЧТОБ СТАТЬ СТРОЙНЕЕ И ПРИТОМ ВДВОЙНЕ УМНЕЕ!»

  21  
×
×