Бриллиант для Слепого

А то, что кутерьма начнется, в этом старый ювелир не сомневался, как не сомневался в своем имени и фамилии.

«О, это будет большой шмон, такой большой, что Москва вздрогнет. К этому шмону надо готовиться. Хотя что тебе готовиться, Соломон, у тебя ничего нет. В твоих столах и ящиках нет уже ни одной краденой вещи, ну разве что часики. Так поди, докажи, что эти часики краденые. Соломон тоже человек, он тоже ходит по улице, и вполне могло статься, что Соломон сел на скамеечку в сквере покормить голубей и увидел часики, которые лежали у его ног и тихонько тикали. Дурак, — выругал сам себя ювелир, — ты думаешь совсем не о том. Вот что надо было бы спросить у Тихона: знает ли еще хоть одна живая душа об этом камне, о том, что он у Тихона? Один Тихон провернул дело или ему помогли? Если помогли, то дело швах, а если в одиночку, то шансы уцелеть у Тихона есть. Хотя вряд ли можно обмануть МУР и ФСБ? Нет, их не проведешь, если они начинают копать всерьез. Уже не один человек о камне знает. О нем известно мне, Соломону Хайтину, а значит, уже два человека в курсе, — и Хайтин загнул два пальца на левой руке. — А то, что известно двоим, — уже не тайна, — и ювелиру на несколько мгновений стало не по себе. Его охватил страх. — Вот тебе и на! Соломон, ты же знаешь Тихона сто лет, ты всегда помогал ему, а он помогал тебе. Тихон будет молчать, и Соломон станет молчать, словно он ничего не видел». Но приди к нему в квартиру кто-нибудь другой с подобным ювелирным изделием... Ювелир подошел к окну.

«Да, хорошо, что это был Тихон, а не кто-нибудь другой, потому что... другой, показав камень и получив консультацию, тут же лишил бы свидетеля жизни. Зачем свидетель, когда дело тянет на миллион долларов? Не нужны свидетели. Но с Тихоном у меня другие отношения, мы с ним по жизни кореша. До гробовой доски я буду помнить то, что он сделал для меня. И не будь Тихон во мне уверен, он никогда бы не пришел. Значит, я могу быть спокоен. Но кипеж все равно начнется. Он, наверное, уже начался, только я об этом не знаю. Самое сложное — найти покупателя. Странно, но у меня такое впечатление, что Тихон Павлов сам не понял, что совершил невозможное. Он пришел ко мне с таким видом, будто похитил заурядную стекляшку. Но он хитер, мог и притворяться».

ГЛАВА 9

Поздним вечером из райотдела милиции Николая Николаевича Князева перевезли на Лубянку.

Уже два часа в кабинете начальника управления шел допрос. Но как ни пытались сотрудники ФСБ и МВД добиться от Николая Николаевича вразумительных ответов, он убежденно повторял одно и то же:

— Мы, Николай Третий, мы, Николай Романов, помазанник Божий... — Князев с точностью называл место и дату рождения и тут же, хотя у него никто этого не спрашивал, начинал чертить на листе бумаги генеалогическое древо рода Романовых, перечисляя всех тех, кто и так всем был известен.

— Хорошо, Николай Николаевич, мы согласны, что вы Николай Третий.

— Еще бы вы не согласились! Если желаете, можете провести экспертизу, можете изучить ДНК, и тогда у вас не останется сомнений.

— Безумец! Конченый безумец! Зачем вам камень? Он ведь и так принадлежит вашему роду.

— Камень? — сверкая голубыми глазами, переспрашивал Николай Николаевич. — Камень продали коммунисты в двадцать втором году. Мой камень продали и поступили противозаконно, поступили, как вы понимаете, господа, против воли Божией. Камень принадлежит мне, как единственному законному наследнику. Прямому наследнику, смею подчеркнуть.

— Да-да, понятно, — говорил полковник, уже утомленный, вспотевший, с покрасневшими глазами. — Вы Николай Третий, а где сейчас камень?

— Я его надежно спрятал. Он здесь, в России, в ее сердце, в Москве. В первопрестольной, господа. Так что можете быть уверены, что мы, Николай Третий, не собираемся вывозить этот камень за границу.

— Но послушайте, — тупо глядя на лист бумаги, исчерканный быстрыми строчками, сказал полковник, — мы боимся, что он пропадет.

— Не беспокойтесь, господа, он не пропадет, он навсегда теперь останется в России.

Генерал ФСБ Потапчук, сидевший в углу большого кабинета на кожаном диване и куривший сигарету за сигаретой, наконец, встал и, тронув за плечо еще одного полковника, предложил выйти в приемную. Когда за ними закрылась дверь, генерал ФСБ, вертя в пальцах незажженную сигарету, спросил полковника Петрова:

— Ну что скажешь? Тот передернул плечами:

— По-моему, он полный псих.