— Познакомьтесь, Евгений Романович, — поздоровавшись, сказал Булатов. — Это наш новый сотрудник Александр Кудасов. Он будет проходить стажировку в вашей смене. Александр успешно окончил наше ракетное училище, у него высокие баллы по специальным дисциплинам и по практике в войсках. Особо отмечаются его способности в расчётах боевых траекторий. Так что прошу ввести в курс дела, проявить отеческое внимание и оказать необходимую помощь. Через три-четыре месяца он должен быть достаточно подготовлен как руководитель смены и ваша правая рука. Вы меня поняли?
— Так точно! — ответил Белов. Сесть ему никто не предложил, приходилось стоять, как наказанному.
— Александр Олегович, а это ваш непосредственный начальник — полковник Белов. Евгений Романович. Начальник смены, а в боевой обстановке — командир пуска. Я уже рассказывал вам о нём.
Лейтенант встал, обозначил стойку «смирно», резко наклонил голову.
— Лейтенант Кудасов!
Последняя фраза командира в немалой степени озаботила Белова. Что же, интересно, такого мог рассказывать о нём полковник Булатов только что прибывшему стажёру? Что он — старый пень, которому давно пора в отставку? Что он допустил промах на контрольном тестировании? Что его жена не выходит встречать мужа после рейса, а всё свободное время проводит с молодыми прапорщицами? Тьфу, прапорщиками? Что служба пожилого неудачника подходит к концу и скоро он сможет занять его место? Все эти мысли при психоанализе выдавали крайнюю закомплексованность личности, повышенную тревожность и мнительность, фрустрационный синдром и неуверенность в себе. Но, общаясь с психологами, Евгений Романович тщательно скрывал свои переживания, да и сейчас разоблачающие его мысли вихрем пронеслись в голове, заклубились и осели, вызывая нескомпенсированную перегрузку нервной системы, но никак не проявляя себя вовне.
Белов заставил себя улыбнуться и даже протянул руку лейтенанту:
— С прибытием, лейтенант. Надеюсь, мы сработаемся.
Полковник думал, что ничем не выдал своей неприязни к стажёру, однако все присутствующие заметили и принуждённость улыбки, и холодность голоса, и отчуждённое выражение лица.
— С моей стороны будет сделано для этого всё возможное, товарищ полковник, — Александр приосанился и гордо вскинул голову.
Булатов и Кравинский переглянулись. Этот мальчик имеет самолюбие и знает себе цену!
— А пока что, Евгений Романович, подготовьте стажёра к очередному рейсу. Пусть изучит необходимые приказы и инструкции, познакомится с руководящим составом экипажа, теоретически ознакомится с материальной частью поезда. Когда поезд вернётся, покажите ему материальную часть в натуре. Ну и, конечно, беседы с Ефимовым, Волобуевым, Сомовым. У каждого пусть получит необходимый инструктаж. Вопросы есть?
— Никак нет, товарищ полковник! — чётко ответил лейтенант Кудасов.
— Никак нет, — повторил полковник Белов.
Когда офицеры вышли, Булатов испытующе посмотрел на Кравинского.
— Что скажете, Николай Тимофеевич?
— Парень мне понравился. И по анкетам, и лично. К тому же он очень непрост: вон как отбрил Романыча!
Булатов согласно кивнул.
— У меня тоже складывается положительное мнение. Пусть входит в курс дела. Думаю, ошибки тут нет, он вполне потянет должность начальника смены запуска.
— А что будем делать с Беловым? — поинтересовался особист. — Вы ознакомились с нашими материалами?
Командир помолчал.
— Пусть отдохнёт до следующего рейса. За это время Наталья Игоревна проведёт с ним психофизиологическое тестирование, а я приму у него зачёт по расчётам траекторий. Если результаты будут нормальными — пусть пока работает и готовит себе замену. Если нет — будем думать.
Думать особенно было не над чем. В резервном экипаже начальника смены запуска нет. Заменять Белова сегодня некем. Оставалось надеяться, что, отдохнув, он вернётся в хорошую форму.
Выйдя из штаба, Белов распрощался с лейтенантом.
— Сегодня отдыхайте, завтра приступим к занятиям. Я живу вон в том, первом доме, а вы, я слышал, в следующем.
— Когда вы успели услышать? — удивился Александр. — Я только приехал и ещё сам не знаю, где живу!
Белов криво улыбнулся.
— Здесь новости разносятся со скоростью гиперзвуковой ракеты…
Полковник осёкся. Слово, которое он произнёс, относилось к государственной тайне, и его не следовало произносить всуе. Даже если собеседник имеет такой же допуск к секретной работе, как и он сам.