Абсолютное оружие (сборник)

Он бросился в хижину и мгновенно вернулся с тремя деревянными трубочками, которые сунул Фреду в ладони.

– Порядочек, профессор, – сказал Фред. – Надо сматываться.

Они прошли мимо молчаливых селян, направляясь к звездолету. Вдруг мелькнуло что-то яркое, блеснув на солнце. Фред взвыл от боли и выронил револьвер. Профессор Карвер поспешно подобрал его.

– Какой-то недоносок зацепил меня, – сказал Фред. – Дайте револьвер!

Описав крутую дугу, у их ног зарылось в землю копье.

– Их слишком много, – рассудительно заметил Карвер. – Прибавим шагу!

Они пустились к звездолету и, хотя вокруг свистели копья и ножи, добрались благополучно и задраили за собой люк.

– Дешево отделались, – сказал Карвер, переводя дыхание, и прислонился спиной к люку. – Ты не потерял сыворотку?

– Вот она, – ответил Фред, потирая руку. – Черт!

– Что случилось?

– Рука онемела.

Карвер осмотрел рану, глубокомысленно поджал губы, но ничего не сказал.

– Онемела, – повторил Фред. – Уж не отравлены ли у них копья?

– Вполне возможно, – допустил профессор Карвер.

– Отравлены! – завопил Фред. – Глядите, рана уже меняет цвет!

Действительно, по краям рана почернела и приобрела гангренозный вид.

– Сульфидин, – порекомендовал Карвер. – И пенициллин. Не о чем беспокоиться, Фред. Современная фармакология Земли…

– …может вовсе не подействовать на этот яд. Откройте одну трубочку!

– Но, Фред, – возразил Карвер, – наши запасы сока крайне ограниченны. Кроме того…

– К чертовой матери! – разъярился Фред. Здоровой рукой он взял одну трубочку и вытащил пробку зубами.

– Погоди, Фред!

– Еще чего!

Фред осушил трубочку и бросил ее на пол. Карвер с раздражением произнес:

– Я хотел только подчеркнуть, что следовало бы подвергнуть сыворотку испытаниям, прежде чем пробовать ее на землянах. Мы ведь не знаем, как реагирует человеческий организм на это вещество. Я желал тебе добра.

– Как же, желали, – насмешливо ответил Фред. – Поглядите лучше, как действует это лекарство.

Почерневшая рана снова приобрела цвет здоровой плоти и теперь затягивалась. Вскоре осталась лишь белая полоска шрама. Потом и она исчезла, а на ее месте виднелась упругая розовая кожа.

– Хорошая штука, а? – шумно радовался Фред, и в голосе его чуть заметно проскальзывали истеричные нотки. – Действует, профессор, действует! Выпей и ты, друг, живи еще пятьдесят лет! Как ты думаешь, удастся нам синтезировать эту штуку? Ей цена – миллион, десять миллионов, миллиард! А если не удастся, то всегда есть добрый старый Лорей! Можно наведываться каждые полсотни годков или около того для заправки. Она и на вкус приятна, профессор. Точь-в-точь как… что случилось?

Профессор Карвер уставился на Фреда широко раскрытыми от изумления глазами.

– В чем дело? – с усмешкой спросил Фред. – Швы, что ли, перекосились? На что вы тут глазеете?

Карвер не отвечал. У него дрожали губы. Он медленно попятился.

– Какого черта, что случилось?

Фред метнул на профессора яростный взгляд, затем бросился в носовую часть звездолета и посмотрелся в зеркало.

Что со мной стряслось?

Карвер пытался заговорить, но слова застряли в горле. Не отрываясь, следил он, как черты Фреда медленно изменяются, сглаживаются, смазываются, словно природа делает черновой набросок разумной жизни. На голове у Фреда проступили причудливые шишки. Цвет кожи медленно превращался из розового в серый.

– Я же советовал тебе выждать, – вздохнул Карвер.

– Что происходит? – испуганно прошептал Фред.

– Видишь ли, – ответил Карвер, – должно быть, тут налицо остаточный эффект серси. Рождаемость на Лорее, сам знаешь, практически отсутствует. Даже при всех целебных свойствах серси эта раса должна была давным-давно вымереть. Так и случилось бы, не обладай серси и иными свойствами – способностью превращать низшие формы животной жизни в высшую – в разумных лореян.

– Бредовая идея!

– Рабочая гипотеза, основанная на утверждении Дега, что серси – мать всех лореян. Боюсь, что в этом кроется истинное значение культа зверей и причина всех наложенных на них табу. Различные животные, наверное, были родоначальниками определенных групп лореян, а может быть, и всех лореян. Даже разговоры на эту тему объявлены табу; в туземцах явно укоренилось ощущение глубокой неполноценности, оттого что они слишком недавно вышли из животного состояния.