Филин

«Лучше уж так, так честнее, – подумал патологоанатом. – А мог бы и назваться Иваном Ивановичем, как делают дураки».

– Не стану вас долго задерживать, лишь по делу.

– Морг – не то место, где люди любят поторчать, – улыбнулся Иван Петрович.

– Вам парня сегодня привезли, молодого, утопленника. На него взглянуть надо.

Других утопленников в морге не было, лишь поступивший сегодня Николай.

– Любопытный, случай, – сказал патологоанатом, подводя Сереброва к металлическому столу с трупом, прикрытым пожелтевшей от частых стирок простынею.

Рядом на стойке с инструментами стоял черный пакет, в котором лежала одежда убитого. На памяти Ивана Петровича это был единственный случай, когда по чьей-то просьбе прямо в морг доставляли и вещественные доказательства по делу об убийстве. Патологоанатом не привык задавать лишних вопросов: раз человек пришел, значит, ему надо; если начальство позвонило, то человеку по должности положено знать результаты вскрытия, – Пожалуйста, – Иван Петрович гостеприимно указал на стол с трупом, – хотели бы посмотреть?

Или удовольствуетесь отчетом о вскрытии?

Серебров кивнул:

– Взгляну.

Патологоанатом отвернул простыню, обнажив мертвеца до пояса, и отступил в сторону, чтобы гость мог его как следует рассмотреть. Серебров всматривался в мускулистое тело, в искаженное смертельной гримасой лицо любовника женщины, с которой ему еще предстояло познакомиться. Волосы покойника хоть высохли, но оставались сбитыми в космы.

– От чего наступила смерть? – тихо спросил Сергей Владимирович.

– Утопление.

Взгляд Сереброва скользнул на содранную кожу запястий:

– Ему связали руки веревкой?

– Да-да, веревкой. Ее отдали на экспертизу.

С одеждой же можете познакомиться, если, конечно, она вас заинтересует.

Серебров присел, разглядывая небольшую татуировку на правом предплечье. Он не был большим знатоком этого жанра изобразительного искусства.

– Что-нибудь уголовное? – поинтересовался он.

– Нет, такой татуировки вы не найдете ни в одном справочнике по криминалистике. Она сделана хорошим художником, в салоне.

– Что-нибудь конкретное? Принадлежность к секте? Любитель определенного направления в музыке?

– Даже не знаю, – проводя мизинцем по венку с вписанной в него буквой "N", отвечал патологоанатом. – Возможно, это инициал возлюбленной.

– Как давно сделана татуировка?

– Лет десять тому назад.

– Неужели в конце восьмидесятых – начале девяностых уже делали цветную татуировку? – изумился Серебров.

– Ее подновляли лет пять тому назад, тогда и ввели красный цвет.

Сергей Владимирович достал блокнотик и тонко отточенным карандашом перерисовал татуировку.

Вздохнув, Серебров извлек из кармана частую расческу. В нерешительности занес ее над головой покойного.

– Что вы, зачем же? У нас свой гребень есть, специально для мертвецов держим.

Иван Петрович предложил Сереброву пластиковый гребень с редкими зубьями.

– Как, по-вашему, – расчесывая волосы мертвецу, интересовался Серебров, – он носил челку зачесанной назад?

– Определенно, – подтвердил Иван Петрович, – иначе бы она ему падала на глаза. И наверняка фиксировал ее гелем или лаком для волос, хотя его следов я не обнаружил.

– Да, наверное, прическа выглядела именно так, – Серебров зачесал густой чуб Николаю к темечку и отступил на шаг, чтобы полюбоваться проделанной работой.

– Он не был гомосексуалистом?

– Во всяком случае, не был пассивным гомосексуалистом. – Патологоанатом привык отвечать на вопросы четко, не оставляя места для домыслов.

– У него вид несколько педерастический, – тоном врача, ставившего диагноз, сказал Серебров и отвернул простыню до колен.

– Возможно, бисексуал, – согласился патологоанатом. – Еще могу вам сказать, что последнюю близость он имел за несколько часов до гибели, и произошло это с женщиной.

Серебров с уважением посмотрел на Ивана Петровича, тот свое дело знал туго.

– Пара перчаток у вас найдется? Не хотелось бы перебирать одежду голыми руками.

Натянув тонкие хирургические перчатки, Серебров разложил на свободном металлическом столе одежду Николая.

«Пестро и довольно безвкусно», – решил он, рассматривая рубашку, узкие, наверняка плотно облегавшие при жизни бедра Николая, джинсы.

Больше всего Сереброву не понравились белые носки. Из всего гардероба покойного он мог согласиться с парой туфель, добротных, итальянских, на тонкой подошве.