Никогда не заговаривайте с неизвестными

— Ты? — робко спросила она.

За дверью поскреблись, и она расслышала его голос:

— Открывай.

Муха отперла дверь. Иван вошел, толкнув ее плечом. Не разуваясь, не глядя на девушку, вошел в комнату, сел на постель и стал искать в кармане куртки сигареты. Искал он их долго, то и дело промахиваясь мимо прорези кармана. Муха заперла дверь, вошла в комнату и молча смотрела на него, прислонившись к косяку. Горло у нее сдавило, она ничего не могла сказать. Иван поднял на нее покрасневшие, заплывшие глаза и кивнул:

— Ну, и что ты хотела мне сообщить?

Говорил он вполне нормальным голосом, а вот взгляд был застывший, неживой.

— Ваня, я… — Муха хотела сесть рядом с ним, передать ему все, что случилось, просить совета, помощи… Но, увидев, какими глазами он на нее смотрит, только и сказала:

— Таню убила Дана.

— Маленькая худая женщина с горбатым носом, брюнетка, — процедил Иван и наконец извлек из кармана сигареты.

— Ну да… — растерялась Муха. — Она пришла туда к пяти часам вечера и застрелила девушку…

Она хотела только узнать, где ты, чтобы через тебя найти меня… Она знала, что других московских знакомых у меня нет… Она дьявол! Вошла туда…

Девушка отказалась отвечать, стала звонить в милицию… Дана выстрелила…

— Я потерял в милиции пять часов, — заговорил Иван, как будто пропустив ее слова мимо ушей. — У меня сняли отпечатки. Потом час сидел в вонючем коридоре и чего-то ждал, как дурак. Потом меня вызвал следователь, Танькина мать через своего братца-мента уже подкрутила ему мозги в нужном направлении. Меня часа полтора мурыжили, вытаскивали все про нас с Танькой… И не только. Мне описали Дану. Я ее сразу узнал по описанию. Не знаю, было это по мне видно или нет…

— Откуда они узнали про Дану?

— Ее видели во дворе, и одна женщина на лестнице. Они не уверены, была ли это убийца. Но, во всяком случае, этой женщины там раньше никто не видел. Кстати, следователь ни слова не сказал, что баба была слепая.

— — Господи, если они выяснят, кто это такая… — пробормотала Муха. — Не дай бог, не дай бог… Твоя машина и так в этом деле, а тут еще Дана…

— Следователь меня трепал, как собака палку… Откуда у меня деньги? Это их тоже заволновало. Я не представляю декларацию о доходах, видите ли. На что я живу? Где работаю?

— Ваня… — прошептала Муха, подходя к нему и опускаясь на колени. — Ванечка, все из-за меня…

— Потом… — Иван затянулся сигаретой и зажмурил слезящиеся глаза. — Потом он предложил мне рассказать, где я в тот день был и что делал…

Так где-то с четырех до шести. Выстрел слышали в районе пяти часов.

— А ты не мог? — спросила Муха.

— Н-да… Сказал бы я… — Иван все еще не открывал глаз, было видно, что ему плохо. — Я бы ему сказал…

И замолчал. Муха легонько сжала его руку, потом осторожно вынула у него из пальцев сигарету и погасила ее в пепельнице.

— Ложись, — тихо предложила она. — Давай я тебя разую…

— Не хочу.

— Если бы я могла, Вань, я бы сказала, что ты был со мной… — прошептала она. — Но это же будет смешно…

— Тебе все смешно, — выдавил Иван. — Машину мою угнала — смешно. Убили Таньку — очень смешно… Мне показали Танькину фотографию. После. Поняла?

Муха гладила его руки.

— Танька была… — Иван вдруг вырвал у нее руки и резко встряхнул их, будто запачкал в грязи.

Муха встала с колен и отошла к окну. Она с трудом удерживалась от слез. Ей было страшно сказать хоть слово, не говоря уже о том, чтобы о чем-то его попросить.

— А потом, когда меня выпустили… Под подписку о невыезде… — заговорил Иван тоном какой-то издевки. — Я поехал обеспечивать себе алиби. Это, конечно, плохо, что не подумал заранее… Я обещал вспомнить. А следователь сказал, что если не вспоминается, то лучше не напрягаться.

— Скотина… — прошептала Муха. — Он над тобой издевался!

— Да ну, милейший дядя! — усмехнулся Иван. — Я решил попросить друзей, чтобы они подтвердили, что я провел время с ними. И можешь себе вообразить — у меня нет друзей!

— Отказались?! Все?!

— Нет, что ты? Просто не оказалось никого. Ты это понимаешь? Дожил до тридцати… И никого. Серегу ты убила.

— Я…

— Молчи, — попросил он таким голосом, что ей стало нехорошо. — Молчи, пожалуйста. Я все уже знаю, все слышал про твои несчастья. Позвонил матери… Спросил, до скольких она работала в тот день. Она сказала, что до шести была на работе. Ты понимаешь, что и она в этом случае не годится… Я думал, долго думал…