Благодарю за любовь

— А ты, выходит, провела с ним вроде как бы сеанс психоанализа?

— Ну да, что-то вроде этого. Я заставила его рассказать мне все подробнейшим образом, будто бы для расследования возможной угрозы, а на самом деле он просто выговорился, и все встало на свои места. Но тс-с! Кажется, идет наш обреченный… Ну, как вы себя чувствуете, Виктор Николаевич?

— Прекрасно! И одежда мне подошла, и теперь я знаю, что мне делать, и хочу поскорей добраться до дома. Но если вы позволите, я сначала провожу вас, Елизавета Николаевна.

— Да нет, не стоит, я ведь на машине. И потом тут еще осталось немного этого замечательного печенья, и я не покину этот дом, пока не доем все до крошки! Вот вам моя визитная карточка, и вы, дорогой, обязательно позвоните мне сразу после Нового года: расскажете мне, как вы начали новый год и новую жизнь. Договорились?

— Договорились!

Виктор условился с Ириной Фаддеевной, что через день-два заедет к ней за своей одеждой, немного постеснявшись, взял у нее предложенные в долг пятьдесят марок и отправился восвояси, оставив двух старых женщин вдвоем. «Пусть теперь сплетничают обо мне, грызя печенье своими вставными зубками! — весело подумал он, спускаясь по лестнице и насвистывая, — А что им, бедным, еще остается?»

Он все так же весело насвистывал, идя по коридору к своей квартире, открывая дверь и входя к себе домой. И только включив свет в комнате, резко оборвал свист — он увидел на своей кровати полуосыпавшийся венок из еловых веток, но уже без единой розы.

ГЛАВА 6

СМЕРТЬ ВИКТОРА ГУРНОВА

Новый год Елизавета Николаевна Апраксина встретила в Париже, в гостях у своих замужних внучек, но почти сразу же вернулась в Мюнхен, чтобы Рождество встретить в своем приходе. Отдохнув с дороги, она позвонила Ирине Фаддеевне.

— С новым годом, Ирочка, и всех тебе благ в наступающем году!

— И я тебя поздравляю, дорогая! Как девочки?

— Прекрасно! А как твой подопечный? Распутался он со своими венками?

— Ах, Лизонька, прямо не знаю, как тебе и сказать… Виктор ведь вернулся в тот же вечер! Вернее, ночью, поэтому я и не стала тебе звонить, и вернулся он сам не свой, буквально полумертвый от страха: кто-то снова подложил ему тот самый венок. И представь себе, дорогая, на этот раз венок внесли прямо в комнату и положили Виктору на кровать. Нет, ну какая наглость! Он понял, что у его преследователя уже есть ключ от его квартиры — яснее это нельзя было продемонстрировать. Естественно, он перепугался и, слава Богу, догадался немедленно вернуться ко мне, несмотря на такое неподходящее для визитов время. Я его успокоила, как могла, напоила корвалолом и уложила спать. Наутро мы пытались дозвониться до тебя, но ты уже уехала.

— Да, я с вечера собралась и утром отправилась на вокзал. И что было дальше?

— Виктор пробыл у меня три дня и как будто стал приходить в себя. Мы решили ждать твоего возвращения, Лиза, чтобы вместе пойти в полицию. Но тут неожиданно ранним парижским поездом вернулся мой сын. Ох, Лизонька, ты ведь знаешь Жоржа! Когда я попросила его вести себя потише, потому что в его комнате спит мой гость, он этому вовсе не обрадовался. «Вечно ты всех подбираешь, мама! — сказал он. — Ты хоть знаешь этого человека?» Прости, но мне пришлось сослаться на тебя: я сказала, что это твой клиент и его знакомый Виктор Гурнов. Не скажу, чтобы это его обрадовало, но во всяком случае примирило с вторжением незваного гостя, и когда Виктор поднялся к завтраку, он встретил его вполне прилично. Они поговорили, и вроде бы все уладилось: Жорж даже сам спустился в подвал, принес раскладушку и поставил ее в своей комнате. Мне он шепнул, что пусть уж лучше гость ночует в его комнате, чем занимать диван в гостиной в праздничные дни. Потом Жорж на весь день ушел по делам, а Виктор до самого вечера тихо сидел в гостиной и смотрел телевизор. Но утром тридцать первого, пока я на кухне делала «наполеон», у Жоржа с Виктором произошла ссора. Я слышала разговор в повышенных тонах, но я в это время как раз взбивала крем и не могла оторваться — крем осел бы, понимаешь? А когда крем был взбит, и я поставила его в холодильник и прошла наконец в комнату Жоржа, он уже был один: Виктор ушел, даже не попрощавшись со мной. Уж не знаю, чем Жорж мог его так обидеть…

— А может быть, это Виктор чем-то оскорбил Жоржа?

— Как же, обидишь моего Георгия, он сам кого хочешь обидит! Мне он только сказал, что не потерпит в доме еще и на Новый год этого «трусливого слизняка, который сам может кого угодно убить из трусости». И знаешь, что он мне заявил? «У тебя, мать, испортился вкус: наверное, и ты стала смотреть сериалы. Ты что, не понимаешь, кого ты пригрела? Ты пригрела не змею даже, а глиста, паразита! Тьфу!» Я очень на него обиделась за эти слова, Лизонька…