35  

И вновь глянул на солдата. Жильярду даже показалось, что на губах взбешенного маршала выступила пена.

– А ну, встать, когда с тобой офицер разговаривает!

Солдат вздрогнул. И вновь принялся подвывать тихонько. Его глаза заплыли, слишком пересохшие для хотя бы одной слезы.

– Встать! – рявкнул Даву еще раз.

– Я хочу домой, – прорыдал несчастный. – Я хочу домой! – И, дрожа всем телом, попытался приподняться.

Лейтенант Фабье рванулся к нему, собираясь подхватить солдата за плечи.

– Отставить, лейтенант! Он и без вас должен справиться, – приказал маршал.

Солдат старался удержаться за ружье. От жалкого его вида в горле Жильярда стоял колючий пыльный комок. Неужели этот корсиканский выкормыш собрался окончательно доконать бедолагу?

А маршал рванул коня.

– Солдаты, если вы поверили глупой болтовне, – выкрикнул он в лицо инфантерцев, – что ваш батальон отошлют домой, если вы тут слабость свою показывать начнете, то знайте: вы глубоко ошибаетесь, «доблестные воины»! Вам здесь лишь между Россией и преисподней выбирать! Для вас есть только одна дорога, что приведет к родному очагу, и дорога сия зовется победой! Все остальное выкиньте из ваших дурных голов, пока я не велел расстрелять всех вас! – и каждого по отдельности прожег взглядом. – Тебя, тебя и тебя! Понятно?

– Так точно, господин маршал! – неохотно гаркнули солдаты в ответ.

– Не слышу!

– Так точно, господин маршал! – повторили солдаты чуть громче, но еще более мрачно и зловеще.

Внезапно Даву вновь обернулся к Жильярду.

– Вы мне ответите за этого дурака, капитан! Завтра после отбоя доставите его ко мне!

– Боюсь, что капитан не будет этого делать, – усмехнулся лейтенант Фабье.

– Да, и почему же нет, лейтенант Самый-Тут-Умный? – в бешенстве процедил маршал.

– Потому что сей «дурак» мертв, господин маршал, – еще презрительнее отозвался Фабье.

Жильярд рванулся к солдату. Тот лежал в пыли, как деревянная кукла, которой какой-то совсем уж недобрый ребенок поломал все руки и ноги. Капрал Биду приложился ухом к груди несчастного, жадно вслушиваясь, а вдруг все-таки забьется сердце, но потом молча прикрыл мертвому глаза. На мгновение даже Даву растерялся, не зная, что сказать. Словно монумент, сидел на белой кобыле и смотрел на погибшего. Может, все еще считал произошедшее бездарной комедью и ждал, когда же негодный актеришка пошевелится?

Жильярд искоса посматривал на своих людей. Э-э, да они никак белее русского снега сделались! Смерть, такая нелепая смерть. Они стояли, будто в сомнабулическом сне. Да и он сам не лучше себя чувствовал, впервые увидев погибших на поле боя.

Они ведь этого тихонького простофилю все как один своим товарищем считали. А товарищ для солдата кто? Верно, кусочек надежды, кроха родного дома, и все это сейчас у его людей отняли.

А Даву все так же неподвижно сидел на белоснежной кобыле и глядел на мертвого. Неужто в зобу дыханье сперло? Ведь явно не жалеет о том, что какой-то неизвестный солдатишко погиб. Нет, скорее всего, великий маршал сейчас судорожно решает, как ему еще над ними покуражиться.

И тут жутковатую тишину разорвал крик:

– И как тебя только гнев господень не поразит, мерзавец!

Жизнь вновь вернулась в маршала, дернувшего головой как взбешенный бычок. Глаза Даву в тот момент полыхали расплавленным металлом, в этом Жильярд был готов поклясться хоть перед священником.

– Кто это сказал? – спросил маршал на удивление спокойным тоном. – Кто это сказал, я спрашиваю?

Нет ответа.

– Кто это сказал?! – прорычал Даву уже в полную мощь, и солдаты вздрогнули.

Но все равно лишь молча косились в ответ.

И тут Жильярд понял, что ему знаком этот солдатский голос. Да если б он его и не слышал никогда, все равно б догадался: Дижу, дезертир. Конечно, с чего бы ему любить маршала после приснопамятной экзекуции! А кроме того, только Дижу настолько безумен, что может решиться на оскорбление великого маршала великого императора.

Ну, вот, еще один мертвец, и все в один день! Нет, это уж слишком!

Даву дал шпоры кобыле, та взвилась в испуге. Исполненный ненависти взгляд маршала буравил ряды.

– Кто это сказал? Какой бляжий выродок? Я жду!

Солдаты молча сносили взгляды и крики Даву, гордо, непроницаемо. Ни один из них не шелохнулся. Никто и не думал выдавать товарища.

Было ясно, что Даву так просто не отступит, не в маршальских принципах было отступать. Ну, вот…

  35  
×
×