Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

– И куда же он делся? – спросила Соня.

– Пришлось подарить его маленькой немецкой девочке. Вся ее семья погибла при бомбежке Берлина, я случайно подобрал ее в развалинах на Фридрихштрассе. Надо было хоть как-то ее утешить.

Соня отчетливо услышала голос деда, увидела наконец его лицо. Ей удалось мысленно перенестись в Зюльт-Ост, в гостиную дедовской виллы. Она почти дословно вспомнила тот вечерний разговор с дедом. Герда заваривала травяной чай, пахло розмарином и лавандой, за окнами выл ветер.

– Как звали твоего медведя? – спросила Соня.

– Ося. Пусть твой разноглазый тоже будет Ося. Да, кстати, я совсем забыл, подожди, я сейчас.

Дед ушел наверх и вернулся минут через десять, принес старую серую тетрадь.

– Это рукопись неоконченного романа. Прочитай, когда будет время. Прочитаешь, поговорим, я расскажу тебе об авторе, он мой старинный приятель.

«Вот наконец у меня много времени», – подумала Соня, перевернула очередную страницу.

«Автомобиль мчался по аллее. Сзади слышались крики, одиночные выстрелы, потом взвыла сирена. Омерзительный звук никак не вязался с лирической красотой пейзажа. Аллея уткнулась в озеро. Объездного пути не было, сосны росли густо, вплотную к берегу. Я едва успел притормозить. Передние колеса повисли над осыпающимся песчаным обрывом. Ехать дальше было невозможно, оставаться и ждать, когда преследователи настигнут меня, вовсе не имело смысла. Сквозь рев сирены я услышал приближающийся треск мотоциклеток.

– Прости, друг, – сказал я «мерседесу», дал задний ход, отъехал от обрыва метров на пять и нажал на газ.

Бедняга жалобно взвыл, колеса увязли во влажном песке, как будто беспомощно цепляясь за него. Огни мотоциклеток прорезали предрассветный мрак. Щелкнуло несколько близких выстрелов. Тяжелое тело «мерседеса» сорвалось вниз и полетело в озеро. Ледяная вода обожгла меня, брызги взметнулись в небо. Гигантский фонтан спрятал меня от глаз преследователей и подарил счастливую возможность вынырнуть, набрать полные легкие воздуха, после чего я благоразумно скрылся под водой.

Я не мог видеть и слышать, что происходило на берегу, но отлично понимал, что по всей окружности озера будут оставлены посты и вылезти на сушу мне предстоит не скоро. Если бы это была река, если бы она текла далеко, за черту унылого города, впадала бы в море, где плавают рыбацкие лодки и торговые суда нейтральных государств. Если бы стояло теплое безоблачное лето, а не промозглая ледяная осень. Если бы я был в купальном костюме, а не в плаще и тяжелых ботинках. Если бы я умел плавать.

Я с детства боюсь воды. Я родился и вырос в далекой прекрасной стране. Теперь вместо нее по карте растекается кровавая клякса. Я плохо знаю, как обстоят дела на живом пространстве, внутри географической кляксы, мне больно думать об этом. Вспоминая места своего детства, я чувствую, что все там теперь густо проштопано колючей проволокой вдоль и поперек. Возвращаясь из очередного воображаемого путешествия, я всякий раз вынужден залечивать раны, глубокие ссадины от ржавых колючек.

Я помню древнюю широкую реку Днепр, красивейшее море, которое назвали Черным, хотя цвет его меняется, от огненного в июле, на закате, до чернильно-лилового, в августовский звездопад. В январе вода его как старое серебро под рваным кружевом крупного снега, в апреле похожа на сверкающую россыпь влажных незабудок. Ребенком я купался вместе с друзьями в Днепре и в Черном море. Трижды мне приходилось тонуть, и с тех пор, когда исчезает дно под ногами, меня охватывает паника, я бурно барахтаюсь и кричу «Помогите!».

Озеро оказалось глубоким. «Мерседес» падал долго. Я видел, как исчезают далекие блики никелированных ручек и бампера, я ждал глухого удара, но его все не было, и мне пришлось расстаться с иллюзией, что я сумею достичь дна, оттолкнуться от него ногами.

По счастью, легкие у меня сильные и достаточно объемные. К тому же отличная зрительная память. За короткий миг до погружения, когда вспыхнули фары мотоциклеток, я успел заметить плакучую иву. Она росла с юго-западной стороны, ветви ее касались воды и создавали нечто вроде шалаша. Мысль о том, что там, под защитой веток, можно высунуть голову и получить очередную порцию воздуха, заставила меня проделывать руками и ногами упорядоченные движения, которые вполне могли сойти за брасс или баттерфляй. Мне даже стало жаль, что никто не видит меня. Плащ красиво развевался под водой, лицо мое было мужественным и целеустремленным. Впрочем, сожалеть не пришлось, ибо через мгновение я почувствовал, что кто-то внимательно на меня смотрит.