Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

– Клуб в старинном английском особняке? Я не помню номер дома.

– Да. Особняк в английском стиле. Номер я тоже не помню, но не важно. Откуда ты знаешь?

– Знаю. Бывал там не раз. Очень давно. В ноябре семнадцатого. Ты обязательно отвези меня туда как-нибудь.

– В ноябре семнадцатого? – тупо переспросил Кольт. – Ну, да, я все не могу осознать, как давно ты живешь. Никак в голове не укладывается.

– Завидуешь? – Старик сипло захихикал. – Хочешь так же?

– Перестань! Что же было тогда в особняке на Большой Никитской?

– Там жил Мастер, Матвей Леонидович Белкин вместе с семьей. Там он вел переговоры с большевиками. Когда во всей Москве было холодно и темно, там еще оставались тепло и свет. Удивительным образом не выключалось электричество, работал водопровод. Оттуда я привозил еду и бинты на Вторую Тверскую. Михаил Владимирович был ранен, Таня родила.

– Кого?

– Как кого? Мишу. Того самого Данилова, дедушку Сони. Поверь, мне тогда было значительно тяжелей, чем тебе сейчас. А потом бывало еще хуже, и всегда казалось, что это последний предел, терпеть невозможно. Но все прошло. Я пережил, справился. И ты справишься, Петр, я тебе обещаю.

Глава двадцать четвертая

Москва, 1918

Вождь поздоровел, повеселел. Сломанная левая рука отлично срасталась и почти не беспокоила его. Головные боли отпустили, он засыпал легко, просыпался бодрый и свежий, хохотал, читая медицинские бюллетени, приветственные послания трудящихся, гневные проклятия врагам пролетариата, покусившимся на священную жизнь вождя, возвышенные панегирики в свой адрес.

Соратники старались перещеголять друг друга. Миллионными тиражами печатались брошюры Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина. Ильича называли воскресшим из мертвых вождем «божьей милостью», «апостолом мирового коммунизма».

Воображаемые пули открыли вождю дорогу к бессмертию. Миф о чудесном воскрешении из мертвых действовал на темные голодные массы сильнее лозунгов и воззваний. Мудреные слова «социализм», «классовая борьба», «диктатура пролетариата» были непонятны и чужды простому человеку. Миф оказался убедительней слов и самой реальности. Расчет был точен. Воскресшего вождя полюбили, ему поверили, ему стали поклоняться как божеству.

2 сентября ВЦИК поставил и решил вопрос о красном терроре. «Расстреливать всех контрреволюционеров. Предоставить районам право самостоятельно расстреливать. Устроить в районах маленькие концентрационные лагеря. Принять меры, чтобы трупы не попадали в нежелательные руки. Ответственным товарищам в ВЧК и районных ЧК присутствовать при крупных расстрелах. Поручить всем районным ЧК к следующему заседанию предоставить проект решения вопроса о трупах».

5 сентября постановление о красном терроре было принято Совнаркомом.

«Предписывается всем Советам немедленно произвести аресты правых эсеров, представителей крупной буржуазии и офицерства. Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам. Нам необходимо немедленно, раз и навсегда, очистить наш тыл от белогвардейской сволочи. Ни малейшего промедления! Не око за око, а тысячу глаз за один. Тысячу жизней буржуазии за жизнь вождя! Да здравствует красный террор!»

Под постановлением подписались нарком юстиции Курский и нарком внутренних дел Петровский. Ни Свердлов, ни Ленин своих автографов под этим документом не оставили.

Свердлов явился в кабинет вождя со стопкой бумаг, как обычно, зло блеснул своими пенсне на Федора.

– У меня есть уважительная причина, я ранен, – ехидно заметил вождь, пробежав глазами машинописный текст, – а вы, Яков, могли бы и расписаться, для истории. Вы принесли, наконец, дело Каплан?

Свердлов ничего не ответил, шлепнул на стол папку. Вождь несколько минут молча листал, читал, качал головой.

– Яков, вы понимаете, что это никуда не годится? Чушь, полнейшая чушь! Курам на смех! Где протоколы допросов? Где показания свидетелей?

– Владимир Ильич, все тут, перед вами.

– Тут передо мной чушь! Женская рука с браунингом! Один говорит, она целилась в спину, другой говорит, она целилась в грудь. У нас какое официальное время покушения? Семь с половиной вечера. А в показаниях Гиля он меня только в десять привез к Михельсону, плюс еще час я выступал. Яков, вам не приходило в голову, что в одиннадцать уже тьма кромешная и никакой женской руки с браунингом никто не разглядит?