Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

– Ничего сложного не было, кроме двойного обвития пуповины. Ну и обстановка довольно неприятная. Вы помните Худолея?

– А, такой белесый мистик, приятель Володи. Мы нанимали его в качестве учителя математики для Оси. Позволь, при чем здесь этот Худолей?

– Он сожительствовал с Зиной. Она была беременна от него.

– Зина совсем девочка, а ему, помнится, было за сорок.

– Он соблазнил ее, держал при себе тайно, родители ничего не знали, все было разыграно весьма хитро. Будто бы Зина уехала в монастырь, под Вологду, послушницей, и готовится к постригу. Когда пришел срок рожать, младенца хотели подбросить в приют. Я ничего этого не знал, пока Володя не повез меня на квартиру Худолея принимать роды. Это было в декабре шестнадцатого. Именно той ночью Володя простудился, ездил в метель в открытом экипаже.

– Да, я помню. Он вернулся с сильным жаром, Тане сказал, что был у Худолея. Стало быть, ты не только принял роды, но и не позволил отдать ребенка в приют?

Федор не успел ответить, лишь кивнул. Из спальни выглянул Бокий.

– Кажется, мне без вас не обойтись, нужна ваша помощь.

Его улыбка, спокойный тон совершенно не соответствовали тому, что творилось в спальне. Белкин бился в судорогах. Михаил Владимирович схватил фонендоскоп. Федор стал делать успокаивающий массаж головы и ушных раковин.

– Брадикардия. Сульфат атропина подкожно. Хлорид натрия. Норадреналин в капельнице с глюкозой. Кислородную подушку, – сказал профессор.

Федор метнулся от кровати к двери.

– Стой! Куда ты? Не отходи от него! Продолжай! – крикнул профессор. – Все сделаю сам.

Было очевидно, что от массажа судороги затихали.

– Я могу быть чем-нибудь полезен? – спросил Бокий.

– Да. Благодарю вас, нам нужен третий человек, а звать кого-либо некогда. Идемте, поможете мне приготовить капельницу.

– Это и есть тот самый волшебный массаж по доктору Свешникову? – спросил Бокий, когда они вошли в ванную комнату.

– Ничего волшебного. В ушных раковинах, на затылке, на груди, да почти по всему телу много рефлекторных зон. Это знали еще древние китайцы. Они воздействовали с помощью игл, но пальцы тоже могут кое-что, правда, эффект недолгий, но в экстренных случаях помогает. Будьте любезны, вон ту склянку откройте, пожалуйста. Я держу, а вы аккуратно, медленно выливайте. Так, достаточно. Теперь, пожалуйста, возьмите стерилизатор.

– Что?

– Лоток со шприцем. Осторожно, берите через салфетку, он горячий. Сначала нужно слить кипяток. Нет, стойте, позвольте уж я сам. Еще ошпаритесь. Все, благодарю вас.

– Это я вас благодарю, – Бокий улыбнулся и даже поклонился. – Теперь буду детям рассказывать, что мне посчастливилось ассистировать самому профессору Свешникову. Жаль, я не взял с собой свою Леночку, ей было бы интересно с вами познакомиться.

Михаил Владимирович ответил легким поклоном. Они вернулись в спальню. Федор продолжал массаж. Судороги почти стихли.

– Скажите, он придет в сознание? – спросил Бокий.

– В любом случае сейчас ему необходим покой, – Михаил Владимирович закрепил банку капельницы на штативе. – Федя, все, остановись, ты устал. Введи иглу, я держу руку. Глеб Иванович, последняя просьба. Там, у окна, на комоде, кислородная подушка. Не сочтите за труд, подайте, пожалуйста.

Бокий не двинулся с места. Федор и Михаил Владимирович продолжали заниматься больным. Наконец Белкин открыл глаза, пробормотал что-то.

– Теперь даем кислород, – тихо произнес профессор и поднял голову. – Глеб Иванович, да вот же она. – Он встал, сам взял подушку.

– Погодите, – Бокий шагнул к нему навстречу, преградил путь. – Он пришел в себя, мне надо еще побеседовать с ним. Мотя, ты меня слышишь? Ты можешь разговаривать?

Белкин слабо застонал, закрыл и открыл глаза.

– Да, Глеб, я тебя слышу.

– Это невозможно, ему срочно нужен кислород, – сказал профессор.

– С подушкой он говорить не сможет.

– Без подушки он не сможет дышать. Согласитесь, это важнее.

– Не спорю. Всего десять минут, не больше. Будьте любезны выйти. Если что, я позову вас. – Бокий взял подушку из рук профессора, аккуратно положил ее назад, на комод, вернулся к кровати и присел на край.

– Десять минут невозможно долго, мучительно для больного, – сказал профессор.

– Я прошу вас выйти, – повторил Бокий.

Они вышли и плотно закрыли дверь. Оба закурили и некоторое время молчали.

– Немыслимо, – пробормотал Михаил Владимирович, – объясни мне, я не понимаю.