Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

– Пережиток. Религиозная отрыжка, ну да черт с вами, езжайте, празднуйте.

Федор слегка вздрогнул. День начала мятежа был известен точно: 6 июля. Сегодня. Как же можно оставлять Кремль без охраны? Да, все продумано, все под контролем, но мятеж есть мятеж, у эсеров вооруженные отряды.

Около четырех принесли телефонограмму: чехословаки взяли Уфу. Вождь принялся ходить по кабинету, заложив большие пальцы за проймы жилетки. Через несколько минут поступило известие о смертельном ранении германского посла.

Первым явился Троцкий. Тряхнув пышной, промытой и надушенной шевелюрой, причмокнув мясистыми губами, он произнес своим знаменитым густым баритоном:

– Дела. На монотонность жизни мы пожаловаться не можем. – И погладил модную маленькую бородку. У него были тонкие, холеные пальцы, свежий маникюр.

– Очередное колебнутие мелкой буржуазии, – Ленин круто развернулся на каблуках и рассмеялся.

Федор не понял, что значила эта фраза. Впрочем, она не значила ничего. В моменты сильного возбуждения из уст вождя иногда нечаянно выпрыгивали бессмысленные, непереваренные сочетания слов.

Вслед за Троцким возник Свердлов. Бледное тонкое лицо его казалось романтически отрешенным. У него была нежная кожа, яркие черные глаза.

– Надо ехать в посольство, выражать официальные соболезнования, – сказал он грустно и поправил чеховское пенсне на точеном носу.

– Погодите, как это будет по-немецки? – спросил Ленин.

– Что именно, Владимир Ильич?

– Как – что? Соболезнование! – вождь захохотал и не мог успокоиться, пока все трое обсуждали немецкие фразы, которые прилично произнести в посольстве. Он захлебывался смехом, на глазах выступили слезы.

Только усевшись в автомобиль, вождь перестал смеяться, слезы высохли, лицо побледнело и сделалось каменно серьезным.

Вся большевистская головка спокойно покинула территорию Кремля. Автомобили проследовали к Арбату. Не было никакой особенной охраны, и при желании не составило бы труда остановить, обстрелять или хотя бы арестовать Ленина, Троцкого, Свердлова и прочих товарищей. Но никто даже не попытался. Они благополучно подъехали к зданию посольства, выразили свои искренние соболезнования на хорошем немецком языке, без единой грамматической ошибки. Потом так же благополучно вернулись в Кремль, несмотря на то что злодейский мятеж левых эсеров был в самом разгаре.

Глава девятая

Москва, 2007

С тех пор как Петр Борисович Кольт загорелся мечтой найти и приобрести какое-нибудь серьезное, надежное средство продления жизни, прошло уже несколько лет. В процессе поиска Петр Борисович обнаружил, что в этой таинственной сфере тоже существует нечто вроде рынка, работают древние законы товарно-денежных отношений, спроса и предложения.

Петра Борисовича не устраивало то, что было доступно всем, навязывалось при помощи известных и набивших оскомину коммерческих технологий. Он имел достаточно серьезный опыт в бизнесе, чтобы понимать: чем активней реклама, тем сомнительней ценность предлагаемого товара.

С самого начала Петр Борисович знал: если средство действительно существует, то никак не на рынке медицинских новинок. Это чудо не рекламируется в Интернете и по телевизору. О нем не кричат желтые газеты, глянцевые и научные журналы. Настоящим эликсиром молодости никто никогда не торговал и торговать не станет. Подделками – пожалуйста, сколько угодно.

О методе профессора Свешникова не было известно ничего определенного. Профессор не завершил свои опыты. Но имелось живое подтверждение, что тайна прячется именно там, в геометрическом центре мозга, в шишковидной железе.

Федор Федорович Агапкин, бывший ассистент профессора, однажды испробовал метод на себе, ввел в вену дозу препарата. Он сделал это сгоряча, не думая о последствиях.

С тех пор прошло девяносто лет. Агапкин жил. В этом году ему исполнилось сто семнадцать. Да, выглядел он ужасно, сморщенный, лысый, беззубый. Развалина с парализованными ногами. Но голова работала отлично, память оставалась блестящей. Старик надеялся, что новая доза препарата поставит его на ноги и поможет протянуть еще лет пятьдесят. Впрочем, для себя он не исключал и другого варианта. Цисты загадочных мозговых паразитов, попадая в эпифиз, могли омолодить, но могли и убить. Просчитать заранее, как они поступят, было невозможно.

Агапкин не боялся смерти. Он устал жить в беспомощном состоянии. Ему хотелось еще раз испытать судьбу. Но добыть препарат самостоятельно Федор Федорович не мог.