Место под солнцем

– Маргошка жалеет ее, из всех старых друзей-подружек она одна, можно сказать, человеком осталась. Она и в больнице Светку навещала, и потом, после операции, поддержала, сидела с ней, объясняла, что жизнь на этом не кончается, сама узнала для моей дурехи, где можно хороший протез заказать. В общем, Маргошке я век буду благодарна. Она человек. Хоть и стала сейчас знаменитой артисткой, а человеком осталась. Светка ей иногда массаж делает, Маргоша ей подработать дает.

– Значит, они давно знакомы?

– Давно, – кивнула Элла Анатольевна, – Светка моя гримером в Малом театре работала, а Маргошка тогда на первом курсе училась, в Щепкинском. У нее ведь две специальности, у Светки. Гример и массажист. Ну, гримером сейчас фиг устроишься. Да и получают мало. А из театра она давно ушла, чего-то там у нее не заладилось, конфликты всякие были с руководством. Она ведь с характером у меня, чуть что – в крик. Совсем не умеет с людьми ладить, совсем. Даже я, родная мать, иногда с трудом ее терплю.

– Почему Света торгует на рынке? – удивилась Катя. – Ведь массажем можно хорошо зарабатывать.

– Чтобы массажисту заработать, надо иметь железное здоровье, делать по десять-двенадцать сеансов в сутки. А у Светки после операции, после всей этой химии, радиации, гормонов, здоровье совсем не то, руки слабые, головокружения бывают.

– Вы говорили, она в субботу собиралась куда-то ехать вместе с Маргошей, как раз перед тем, как пропала, – напомнила Катя.

– Не помню я. Ничего не помню. Куда она собиралась, с кем… Она же мне, мерзавка такая, не докладывает, ей на мать наплевать, живет как в гостинице.

– А вы бы все-таки заявили в милицию, – осторожно предложила Катя, – вы сказали, у нее бывают головокружения. Может, ей плохо стало на улице?

– Какая милиция? Да хоть бы она совсем сдохла, дрянь такая! Ой, не могу, жить не хочу! Все вы, суки, такие! А ты чего ко мне привязалась? Чего душу из меня тянешь? Милицией грозишь. Ну, пью, и что? Все вы, суки… Она стала грязно ругаться, проклинать весь мир, потом опять зарыдала громко, в голос. Катя не сумела ее успокоить. Началась тяжелая пьяная истерика. Галя Зыкова, та самая, которая сказала ей о смерти Глеба и продиктовала адрес, взялась отвезти ее домой.

Глава 18

Не то чтобы версия официального следствия казалась Валере Луньку недостоверной, вовсе нет. Он легко мог представить себе, как сумасшедшая красотка пальнула из папиного пистолета в легкомысленного любовника, который ну никак не хотел разводиться с женой.

Он видел пару раз Ольгу Гуськову, обратил внимание на странный, какой-то фанатический огонек в ее красивых глазах и даже намекнул Глебу, что у девочки мозги набекрень и от такой можно ждать любых сюрпризов.

– Смотри, Глеб, одному моему приятелю такая же вот тихая-странненькая с синими глазками дверь подожгла. Очень сердилась, что с женой не разводится.

– Да ладно, брось, – засмеялся Калашников.

– Зря смеешься, это ночью случилось, вся семья чуть дымом не задохнулась.

– Так надо было дверь стальную поставить.

– Ну, смотри, тебе видней, – пожал плечами Лунек.

И больше они к этой теме не возвращались. Валера не любил влезать в чужую личную жизнь без особой надобности.

Когда его осведомители сообщили об аресте Ольги, он только грустно покачал головой и пробормотал:

– Ну, Глеб, ну ты и придурок. Допрыгался со своими бабами. Ладно, с тебя теперь взятки гладки, ты свое получил.

Однако собственное следствие Валера прекращать не собирался. В любом случае не помешает лишний раз проверить свое сложное хозяйство.

С башкирским нефтяником Мерзоевым он разобрался сразу, там было все чисто. С Гришечкиным что теперь выяснять? Как говорится, нет человека – нет проблемы. Надо позаботиться о приличных похоронах. Оставалась последняя и самая серьезная фигура – Баринов.

За три года сотрудничества Валера успел собрать крепкий компромат на советника президента. Это дороже и надежней денег. Там много всего – липовые благотворительные фонды, бесконтрольные банковские счета, девочки… Господин Баринов любил публично, в интервью и телебеседах, поратовать за чистоту нравов, никогда не забывал самого себя привести в пример, упомянуть, что живет с одной женой почти тридцать лет, душа в душу, с голодных комсомольских времен, и других женщин, кроме свой строгой толстой профессорши-биологини Ксении Сергеевны, в упор не видит.