Место под солнцем

Паша отправился на кухню искать кофе. Катя растормошила наконец Эллу Анатольевну. Сонливость сменилась резким возбуждением, Петрова запричитала, засуетилась:

– Ой, и правда, ведь с субботы! Я как вспомню, сразу выпить тянет, думаю, вот выпью, посплю малость, а она и появится. Слышь, ты на рынке-то была тогда, в воскресенье?

– Была, конечно. Я ведь говорила вам. Никто не видел Светлану, ни этот Вовчик, ни ее напарница Кристина.

Элла Анатольевна, пошатываясь, добрела до ванной комнаты с Катиной помощью.

– А чего за парень с тобой? – спросила она с хитрой усмешкой и, не дождавшись ответа, заперлась в ванной.

В доме нашелся молотый кофе, сахар и даже новенькая импортная кофеварка.

– Сиди, отдыхай, я сам, – сказал Паша, – придется в ковшике варить. Фильтров для кофеварки не вижу. И нормальной турки нет, только дырявая.

Оглядевшись в кухне, Катя с грустью заметила, как остатки былого благополучия постепенно отступают под натиском нищеты. Она никогда раньше не бывала здесь, но прекрасно помнила парикмахершу тетю Эллу – какой она была лет пятнадцать назад. Свежая, полная, интересная женщина, всегда очень чистенькая, ухоженная, пахнущая хорошей туалетной водой, в капроновом белоснежном халатике, с мягкими ласковыми руками.

Катя никогда не стриглась коротко, а мама носила элегантную короткую стрижку и раз в месяц брала Катю с собой в парикмахерскую «Чародейка», к тете Элле, чтобы аккуратно подровнять волосы, срезать секущиеся кончики.

Кате в детстве очень нравился этот особый, ласково воркующий, сладко пахнущий мир дамского салона. Мама чистила перышки – массаж, маска, маникюр, стрижка, укладка. Все здесь были «лапочки», «киски», зрелые женщины называли друг друга «девочки», и от этого становилось почему-то уютно. Тетя Элла учила Катю ловко скручивать сложный французский пучок, массировать волосы жесткой щеткой снизу вверх, от затылка, с жаром доказывала Катиной маме, что челка ее девочке совсем не к лицу.

– У нее уже есть свой стиль, она хоть и маленькая, а чувствует. И не надо на нее давить.

– Но очень уж строгий стиль, – сетовала мама, – хотя бы челочку ей подстриги, оживи немножко… – При таком типе лица челка совершенно ни к чему… Журчала уютная дамская болтовня, Катя расслаблялась, отдыхала. От тети Эллы веяло теплом и покоем. Катя всегда удивлялась, почему у нее нет мужа и почему ее Светка такая вредина и злюка. И совершенно невозможно было представить Эллу Анатольевну в ее сегодняшнем неприглядном виде. Казалось, мир должен перевернуться, чтобы тетя Элла стала пить.

Света Петрова с детства напоминала свою ласковую, веселую маму только внешне. Характер у нее лет с десяти был просто невыносимый. Ее мама никогда никому не жаловалась, только ласково подшучивала над обожаемой маленькой врединой и говорила: ну, что делать, такая она у меня сложная, вы уж не обижайтесь, она со всеми хочет дружить, просто стесняется и поэтому дуется, как индюшонок… Из ванной Элла Анатольевна вышла посвежевшая, протрезвевшая. Поздоровалась за руку с Пашей, стала извиняться и благодарить.

– Надо же, как неудобно получилось… Даже угостить вас нечем. Там в холодильнике должен быть сыр и пирожные остались, ты прости меня, Катенька, детка. И вы, Павел… прямо ужасно неудобно получилось. Я ведь пытаюсь с собой бороться. Все думаю, пора лечиться, ампулу вшивать. Но знаете, для того чтобы начать, надо признаться самой себе: ты алкоголичка. А это трудно. Главное, стимула нет. Вот родила бы мне Светка внука или внучку, пусть даже без мужа, я бы сразу подтянулась, а так… – она безнадежно махнула рукой, – ради кого стараться?

Крепкий кофе окончательно привел Эллу Анатольевну в чувство.

В районном отделении милиции она спокойно и толково рассказала, как ее дочь Светлана ушла из дома около десяти вечера в субботу, сказав, что вернется часа через два. И с тех пор ее никто не видел.

– А чем занималась ваша дочь? – спросил дежурный старший лейтенант, молодой, вежливый, но какой-то вялый.

У него было лицо человека, который видел всякое, устал смертельно и привык относиться к жизни с философским спокойствием.

– На вещевом рынке торгует обувью.

– Здесь, в Конькове?

– Нет, на «Динамо».

– Чего же так далеко?

– Ну, там у нее знакомые, завязки свои. Какая разница?

– Да, в общем, и правда никакой, – легко согласился дежурный, – только я вот что думаю, гражданочка, рано вы паникуете. Ваша дочь не маленькая, у нее может быть своя личная жизнь. Давайте-ка пока погодим с заявлением. Нет, меры-то мы, конечно, примем, искать будем, но по закону еще рано. С субботы совсем немного времени прошло. Сегодня только вторник у нас, считай, два дня. А вы уже паникуете. Была бы она малолетняя у вас, тогда другое дело.