Место под солнцем

– Слушайте, ребята, а все-таки вам зачем это надо?

– Работа такая. Вот вы стоянку охраняете, а мы сплетни про знаменитостей собираем. Каждый зарабатывает как может, – улыбнулась Катя.

– А, ну ладно, – кивнул охранник после некоторого размышления, – в прошлую среду, значит? Номерок повторите еще раз.

Катя повторила номер, охранник на несколько минут скрылся в будке, потом вышел и протянул клочок бумаги, на котором было написано: «Опель» 289 МК, черн, парк. 4.09 – 19.00, опл, до 7.09 – 19.00; выезд 4.09 – 11.15; въезд 5.09 – 01.05; выезд 5.09 – 16.00".

– Огромное вам спасибо, – Паша спрятал бумажку в карман.

– Да не за что, – усмехнулся охранник, – за сотенную работа невелика.

– Она вернулась точненько к концу регистрации, – задумчиво произнесла Катя, садясь за руль, – если и опоздала, то буквально минут на пять, не больше. Знаешь, о чем я думаю? Вот задержись мы на этом фуршете еще немного, и Глеб был бы жив. Она вряд ли решилась бы опоздать на самолет. Рухнуло бы все ее хитрое алиби. Ужас в том, что я ведь сама говорила ей – мы уйдем рано. После спектакля я всегда полумертвая, только одно желание – скорей в койку, а уж после премьеры буду вообще как выжатый лимон. Глеб скорее всего напьется уже в антракте, в общем, ты, Маргошка, не успеешь сесть в самолет, а мы уже домой вернемся – я именно так и сказала. Сейчас как будто в ушах стоит тот наш разговор. Мы сидели у меня в гримерке после генерального прогона втроем с Настей Мухиной. И Настя тоже ее уговаривала, мол, посмотрим вместе первый акт, и я тебя отвезу. Я еще подумала тогда, как-то мельком: а почему она не едет в аэропорт на своей машине? Там ведь есть платная автостоянка, не такая уж дорогая. Она летит всего на пару дней, и было бы логично… Подумала, но не спросила.

– Она бы тебе ответила, что отогнала машину в автосервис, – заметил Паша, – или еще что-нибудь сочинила бы.

– Господи, ну почему? Почему ничего нельзя знать заранее? – прошептала Катя чуть слышно. – Не болтала бы я, что мы рано вернемся, был бы Глеб жив. Задержались бы мы на фуршете… Ну что стоило задержаться хотя бы на пятнадцать минут.

Они ехали по Ленинградскому шоссе к Москве. Машин в это время было совсем мало. Изредка в лицо ударяли встречные ослепительные огни, и Катя морщилась, как отрезкой боли.

– Она бы все равно убила, – тихо произнес Паша, – не тогда, так в другой раз. Судя по тому, как тщательно она готовилась, как продумывала каждую деталь, ей очень надо было от твоего мужа избавиться. Очень.

– Нет! – почти выкрикнула Катя. – Такой подходящий момент ей вряд ли представился бы в другой раз. Как будто черт ей ворожил в ту ночь.

– А все-таки зачем она это сделала? Ты обещала рассказать про ее мотив, – напомнил Паша.

– Не могу, – Катя опять болезненно поморщилась, – прости, не могу сейчас. Потом, позже, обязательно расскажу. Я теперь все знаю: как, зачем, но сил больше нет обсуждать все это.

– Ты есть хочешь? – спросил Паша после долгой паузы.

– Нет. Спать хочу. И плакать.

Остаток пути ехали молча. Когда Катя остановила машину возле его дома, он сказал, прежде чем открыть дверцу:

– Ты простишь меня, если задам тебе все тот же глупый вопрос?

– Конечно, прощу, – слабо улыбнулась Катя, – но лучше не задавай.

– Ладно. Позвони мне, когда доедешь. Я не лягу спать без твоего звонка.

Он прижался губами к ее виску, всего на секунду, и быстро вышел из машины.

«Так нельзя поступать с человеком, – подумала Катя, выруливая на пустое Садовое кольцо, – меня никто, кроме него, не любит».

На светофоре она закурила. Как хорошо и спокойно ехать по пустой ночной Москве в середине сентября, когда еще совсем тепло, можно открыть окно, чтобы ветер бил в лицо. Как вообще хорошо жить на свете, и как страшно умирать молодым по чьей-то злой прихоти. Скоро девять дней. А потом сорок, дальше пойдет счет на месяцы, на годы, и постепенно будет стираться в памяти голос, лицо, запах. Почему-то сейчас куда ясней помнится большой, важный, пятилетний мальчик Глебчик с волосами цвета лютиковых лепестков, и ежик, который кололся сквозь влажную ткань панамки, и разноцветные блики на горячем песке.

Катя вздрогнула от резкого сигнала. Веселый ночной таксист махнул ей рукой из окна, улыбнулся и промчался мимо. Она обнаружила, что все еще стоит на светофоре, хотя давно уже зеленый. Слезы текут ручьями, впервые за эту неделю.

Она поехала очень медленно, постепенно справилась со слезами, успокоилась и подумала, что надо заехать в ночной супермаркет, купить какой-нибудь еды, потому что в доме уже ничего нет, и, наверное, бутылку коньяку. Сегодня ровно неделя, и надо помянуть Глеба этой ночью. Просто посидеть одной на кухне, поплакать по нему и помянуть.