26  

Двери в стене бесшумно захлопнулись. Золото на стенах ослепляло. Домбоно в волнении оправлял несуществующие складки на своем усеянном цветными камешками одеянии.

— Мин-Ра нужно оперировать? — мрачно спросил он.

— Да.

— Это невозможно! Богов не режут хирургическими инструментами!

— Тогда опухоль в его ноге будет расти, расти, и в конце концов ваш бог вообще не сможет ходить, разве что кричать будет от боли. Домбоно, вы вызвали меня на медицинское состязание, речь идет о моей собственной жизни и жизни моих друзей. Они висят сейчас в своих клетках на стене, сходя с ума от страха! Наша дуэль способна все решить! Я назвал вам болезнь вашего бога…

— А кто сказал, что она названа правдиво? Вы-то сами способны помочь мальчику?

— Об этом мы не договаривались! Мы говорили о диагнозе. Когда вы начнете оперировать Мин-Ра, сами увидите, что я был прав. У вас же есть здесь больница, или как там ее. Брет Филиппс лежит в ней, вы же почти поставили его на ноги, вы сами мне об этом говорили. Вы же оперируете, Домбоно! Даже если я не все понимаю из того, что происходит сейчас у меня на глазах, я все равно отлично знаю, что ваши коллеги с берегов Нила еще четыре тысячи лет тому назад делали трепанацию черепа, ампутировали конечности, делали операции на желчном пузыре, рак и то лечили! Я не видел ваших нынешних больниц. Мне неизвестны ваши возможности, но в данном случае помочь может только операция.

— Я все покажу вам, — Домбоно низко поклонился застывшей, словно статуя, царице. Все это было настолько ирреально, настолько фантастично, настолько сказочно, что Савельев в который уже раз попытался уверить себя в том, что однажды он проснется и поймет, что все было только сном.

— Ты все слышала, богиня, — покорно произнес Домбоно. — Видишь, он тоже не может помочь.

Сикиника отмахнулась от верховного жреца. Ее маленькая ручка взлетела ввысь, словно царица хотела ударить жреца. Но почему-то так и не ударила.

Жрец опустил голову. В стене вновь открылась дверь, и он, пятясь, покинул комнату.

Едва стены сошлись, мраморное оцепенение спало с Сикиники, так спадает одежда с пылко влюбленной женщины во время свидания. Она громко вздохнула и бросилась к Савельеву. Наконец-то она могла быть такой же матерью, как любая женщина мира.

— Сделайте же что-нибудь! — выкрикнула она. — Вы же, недоучка, знаете больше, чем все мои врачи вместе взятые! Неужели же эта опухоль пожрет моего мальчика?

— Одних знаний, к сожалению, недостаточно, — Савельев осторожно обхватил ее за плечи и прижал к себе. Царица дернула головой, ее взгляд впился в лицо Павла… впервые кто-то осмелился прикоснуться к ней. — Здесь вся медицина жрецов бессильна. Тут исцелить можно только скальпелем…

— Ну, так исцеляйте скальпелем! — крикнула Сикиника. — Я вам приказываю!

— Вы можете приказать принести меня в жертву на алтаре вашего бога, но вы не можете приказать мне выполнить ту работу, в которой я ни черта не смыслю. Я не доучился на врача и прекрасно знаю пределы моих возможностей. Мин-Ра придется покинуть Мерое, ему необходимо лечь в настоящую больницу. Такую операцию можно сделать только в столице Судана.

— Ни один человек Мерое не покинет город, и ни один чужак не войдет сюда. Так было на протяжении тысячелетий. Это завет царей, по которому живем все мы до единого! Счастливо живем, мой господин! Нам неведомы ненависть и зависть, воровство и убийства, прелюбодеяние и ложь… Мы — самые счастливые люди на свете!

— Да? И каждый год вы приносите в жертву бога дождя парочку девственниц, убиваете каждого, кто осмелится приблизиться к вашей таинственной Мерое, а царица-богиня даже владеет французским языком. Ваша Мерое — ожившее безумие!

— Вы никогда не поймете нас!

— И это единственное, что я вам могу обещать наверняка, — с издевкой произнес Савельев.

— Спасите моего ребенка… и вы станете первыми из чужеземцев, которые покинут Мерое.

Савельев пожал плечами — жест, понятный даже в Мерое. Сикиника зажала руками рот, сдерживая крик-плач. Сейчас она казалась много старше, чем тогда в тронном зале, замерзшая в божественной неподвижности. Савельев навскидку определил, что ей хорошо за тридцать. Хотя… «Она никогда не состарится, — подумал он. — Она останется вне времени, даже если биологически такое и невозможно. Но здесь в Мерое нет ничего невозможного».

— Он не должен умереть, — тихо простонала Сикиника. — Умоляю вас, он не должен умереть…

  26  
×
×