Я стану тобой

– Сенька, друг! – заорал Кит и выбежал на крыльцо. Метель закончилась. Было морозно и тихо, ветер улегся, и только сыто урчали моторы машин, стоявших на шоссе, напротив их дома. Но звук показался Киту вполне мирным и даже каким-то родным.

И тут он увидел до боли знакомый милицейский «газик», в котором его когда-то увезли из дома, где ему было так хорошо, на пятнадцать долгих и мрачных лет туда, где ему было очень плохо, и кроме бульдозера, расчистившего шоссе, еще четыре машины, две из них – тоже с синей полосой, милицейские. От них к стоящей на краю деревни избе, чуть ли не по пояс проваливаясь в снег, бежали люди в форме.

Кит сразу же вспомнил Лидкино пророчество. «Как только рассветет, за тобой придут. Ты убил, Коленька…»

Он заревел и бросился обратно в дом. За иконой лежала коробка с патронами. Он схватил ее, кинулся к ружью и выбежал обратно на крыльцо. Первый же выстрел попал в цель: один из милиционеров упал. Остальные залегли.

Кит палил по ним безостановочно, с остервенением перезаряжая ружье.

– Убью!!! – орал он. – Не подходите, падлы!!! Убью!!!

Наконец-то его злость нашла выход. Он почти не прятался, поэтому один из приехавших на место происшествия, старлей Сверкало, чемпион района по пулевой стрельбе, легко снял его из табельного «макарова», как только удалось подползти на расстояние верного выстрела и как следует прицелиться. Колени у Сверкало дрожали, руки тряслись, все ж таки это был не полигон, мужик вполне натурально палил из охотничьего ружья боевыми патронами двенадцатого калибра. Но рядом на снегу лежал его друг лейтенант Сашка Кусакин, приказ о представлении которого к очередному званию уже был подписан и ждал до вечера, до обмывания новой звездочки, у начальства в столе, и на Сашкиных губах пузырилась кровавая пена. Поэтому старлей, чуть не плача от жалости к Сашке и забыв о своих собственных страхах, прополз по снегу метров десять под непрерывным обстрелом и, тщательно прицелившись, нажал на курок. В этот момент его рука, сжимавшая оружие, словно застыла. В пальцах больше не было дрожи, и первым же выстрелом он попал, как потом выяснилось, будто в яблочко на мишени, прямо в сердце.

Стоявший на крыльце великан выронил из рук охотничье ружье и ткнулся носом в снег. В деревне Выселки вновь стало удивительно тихо.

– Сашка, ты как? – позвал старлей, все еще надеясь на чудо. Но Сашка молчал.

Сверкало понял, что вечером они с мужиками сядут-таки за стол. И вся закупленная ими водка будет выпита. Сначала они будут просто молчать от горя, а потом… Ему было страшно подумать, что станет потом. Кто-то заплатит за Сашкину смерть. Возможно, этот кто-то будет и не виновен, и уж тем более не виновен в Сашкиной смерти. Но жизнь вообще несправедливая штука. И еще более несправедливая штука смерть.

– Поднимайся, – хмуро сказал проходивший мимо него следователь прокуратуры. – Надо посмотреть, что с остальными. Звонившая ночью женщина сказала, что в доме еще два трупа.

Он уже видел эту женщину, выбежавшую на крыльцо. Зрение у Сверкало, чемпиона района по пулевой стрельбе, было острое, поэтому он разглядел, что женщине хорошо за сорок, что она в длинной темной юбке и меховой душегрейке. Она стояла на ступеньках крыльца молча, не двигаясь. И смотрела на бегущих к ней людей.

– Где трупы? – задыхаясь, спросил у нее первый из добежавших.

– Там, в чулане. А в доме раненый.

– Раненый?

– Ему пробили голову. Он очень плох, но дышит. Живой.

– Маньяк?

– Нет, маньяк мертвый, в чулане, – презрительно сказала женщина. – Я его убила.

Уже не слушая ее, сотрудник милиции побежал в дом. За ним остальные. Посторонившись и пропустив их всех, женщина какое-то время стояла на крыльце.

– А я ведь тебе говорила, Коля. – Она посмотрела на мертвеца. – Говорила: не пей. Дурачок ты мой. Ох, и дурачок…

Месяц спустя…

– Здравствуйте, Дмитрий Александрович. Можно мне присесть вот тут, рядом с вами? – спросил завотделением, заходя в изолированный бокс и пытаясь определить по внешнему виду состояние пациента. Спокоен ли? Пойдет ли на контакт?

– Я Тычковский, – ровным голосом ответил тот. – Мое имя-отчество не Дмитрий Александрович. Вы ошибаетесь.

– То, что с вами произошло… Так я присяду? – Киба кивнул, и завотделением присел на самый краешек кровати. – Это, конечно, ужасно. Хотите, я вам расскажу предысторию?

Киба вновь кивнул.

– Месяц назад из этой больницы сбежал Владимир Тычковский, которого вы лечили.