Продажные твари

— Любопытно, что недавно это заболевание считалось по преимуществу женским, — продолжал доктор, отхлебнув чаю, — но в последние годы им все чаще страдают мужчины. Тут дело в экологии. Щитовидная железа — весьма чувствительный орган. Если болезнь запустить, может случиться неприятное и опасное осложнение — тиротоксический криз. Могу порекомендовать вам хорошего специалиста.

Через пятнадцать минут после ухода взбешенного, трясущегося капитана далеко в горах у изголовья кровати Аслана Ахмеджанова затренькал сотовый телефон.

— Аслан, мне, конечно, все равно, но, думаю, тебе стоит знать, — услышал чеченец голос доктора Ревенко, — ко мне только что приходил капитан местной милиции по фамилии Головня и спрашивал о тебе.

— Что ты ему сказал?

— Я порекомендовал ему обратиться к эндокринологу.

— К кому?

— К врачу, который специализируется на гормональных заболеваниях, — вздохнул Вадим Николаевич и захлопнул крышку телефона.

* * *

Головня шагал по ночной аллее. Сердце колотилось, не только рубашка, но и пиджак под мышками промокли от пота. Разговор с доктором вывел капитана из себя. Но не потому, что доктор не стал сдавать Ахмеджанова первому попавшемуся милиционеру и не купился на провокацию. Капитану до этого Ревенко нет ровно никакого дела. Ему поручили проверить на вшивость, он проверил.

Взбесило Головню упоминание об этой проклятой базедовой болезни, которую у него действительно обнаружили на последней медкомиссии. Это грозило пенсией, а в качестве пенсионера он никому не нужен. И ладно бы какой-нибудь гастрит или гипертония — этим болеют многие. Но болезнь, найденная у Головни, влияла на состояние нервной системы. А нервнобольной — все равно что псих. Он чувствовал, как заводится от малейшего пустяка, как набухает и колотится сердце ни с того ни с сего, и в пот бросает и руки трясутся, и с глазами что-то не то. Его бесило любое упоминание о щитовидной железе, и совсем уж унизительным казалось, что болезнь эту считают по преимуществу женской — Ревенко только подтвердил слова врача на медкомиссии.

Сильно раздраженный капитан ничего не замечал. Не увидел и тень, метнувшуюся из кустов, не услышал щелчка фотоаппарата. «И за что мне, мужику, бабская болячка? И почему все меня в этот, как его — диффузный зоб — тычут носом? Неужели это так заметно?» — думал он, шагая к освещенной остановке экспресса.

Матвею удалось сфотографировать его в свете фонаря на аллее, конечно, фотография могла получиться нечеткой, но те, кому он отдаст пленку вместе с микрокассетой от диктофона, разберутся.

На следующий день рано утром по дороге на телестудию Матвей остановил свой зеленый «жигуленок» у газетного киоска, находившегося неподалеку от санатория «Солнечный берег».

— Здравствуйте, Семен Израилевич, — обратился он к старенькому киоскеру, — как дела? Как здоровье?

— Спасибо, Мотенька, — улыбнулся старик, — живем потихоньку, коптим небеса. Тебе, как всегда, «Независимую»?

— Нет, Семен Израилевич, мне «Литературку», только за прошлую среду.

— И за прошлую, и за позапрошлую есть, — вздохнул старик, — это в начале перестройки за газетами с ночи стояли, а сейчас никому прогрессивная пресса не нужна. Как и всякая другая, впрочем, тоже. И для кого ваш брат журналист старается?

Киоскер достал из-под прилавка газету за прошлую неделю, потом вместе с деньгами быстро спрятал в карман своего поношенного пиджачка маленький, заклеенный скотчем пакет из плотной черной бумаги.

Попрощавшись с Семеном Израилевичем, Матвей сел в машину и отправился на телестудию.

Через час из ворот санатория вышел полковник Константинов и не спеша прошел мимо киоска.

— Доброе утро, Глеб Евгеньевич! — услышал он, поравнявшись с окошком. — Я получил свежий номер «Аргументов и фактов».

— Доброе утро, Семен Израилевич. Большое спасибо.

Расплатившись, полковник слегка наклонил сложенную газету, и на ладони у него оказался маленький пакет из плотной черной бумаги.

Полковник не знал, что от момента передачи пакета прошел целый час. За этот час у Семена Израилевича успел побывать молодой человек самой неприметной наружности. Он взял пакет, унес его, через некоторое время вернулся и отдал назад киоскеру — в точно таком же запечатанном виде.

Глава 8

Рюкзачок у Маши был небольшой, но вместительный, вещей мало — только самое необходимое. Кроме одежды, она уложила в рюкзак большой плоский хлеб лаваш, остатки сыра, несколько огурцов и яблок. Для такой малоежки этих запасов должно хватить почти до Москвы. В пустую бутылку из-под пепси она налила кипяченой воды. Потом наберет еще на какой-нибудь станции.