В тени горностаевой мантии

Зубов, опамятовавшись, велел сообщить о случившемся Салтыкову и Безбородко, всем же остальным пока хранить тайну. Он вызвал из дома брата Николая, и тот помчался в Гатчину, чтобы доложить великому князю о случившемся. Во дворце он наследника не застал, поскольку тот ушел с супругой и придворными на речку осматривать мельницу.

Когда ему доложили, что прибыл Зубов, Павел страшно побледнел и, обратившись к великой княгине, сказал, полагая, что тот приехал его арестовать:

– Ma ch?rie, nous sommes perdus! <Моя дорогая, мы погибли! (фр.)>

Слухи о предполагаемом его заключении в замок Лоде ходили давно... Какова же была его радость, когда он узнал истинную причину прибытия гонца. Павел Петрович буквально остолбенел. Кутайсов даже предложил пустить ему кровь. Придя в себя, великий князь снял со своей груди Андреевский орден и надел его на вестника. После чего, отдав приказ гатчинским войскам следовать за ним в столицу, велел закладывать лошадей.

Уже на дороге его встретили еще пять или шесть курьеров от разных лиц с вестью об ударе, постигшем императрицу.

К одиннадцати часам, когда в опочивальню Екатерины обычно приходили с утренним визитом внуки – великие князья, тайна предсмертного состояния государыни открылась. Сперва Двор, а за ним и весь город затаились в тревожном ожидании неизбежных перемен. Площадь перед дворцом и ближайшие улицы были запружены каретами и народом... Фаворит, пораженный в самое сердце то ли скорбью, то ли страхом за свою судьбу, в один миг растерял все бразды государственного правления, которые так долго и так старательно прибирал к рукам. Все проекты и намерения, все придворные интриги, тщательно планировавшиеся и уже получившие ход, оказались в одно мгновение расстроенными и рассыпались в прах. Его передняя пустовала.

Государыня еще дышала, но о ней уже, кроме фрейлин, никто не думал. Цесаревич Павел Петрович приехал к вечеру. Он не торопился. То ли слишком сильно было волнение наследника, сорок два года прожившего в унизительном пренебрежении и в неуверенном ожидании хода своей судьбы. Он велел позвать лейб-медика и спросил о состоянии государыни. Мельхиор Вейкарт покачал головою:

– Положение безнадежно. Боюсь, что завтрашний день будет последним.

Павел Петрович вздернул голову и сжал губы. Казалось, он в минуту переменился. И стал в свои сорок два года потрясающе некрасив – малоросл, с коротким неуклюжим туловищем. На узких плечах – большая лысая голова, которую увеличивал парик. Добавим к этому: выдвинутые вперед челюсти с длинными зубами, курносый нос и выпученные глаза – неприятное лицо. Голос у него был громкий и отрывистый, как кваканье. Ну – жаба!..

Он вошел в кабинет, где лежала умирающая мать, коротко взглянул на нее и, повернувшись кругом, вышел вон. Больше он до кончины к ней не подходил.

В редкие минуты доброго расположения духа он мог проявить хорошие манеры и галантное обращение с женщинами. Но в последние годы это случалось редко...

Следом за Павлом залы дворца заполнились офицерами в кургузых голштинских мундирах. В тишине переходов застучали грубые солдатские сапоги, раздались отрывистые слова немецких приказов, лязг оружия и звон шпор. Атмосфера непринужденности и учтивости уступала место команде и гнету.

Через тридцать шесть часов агонии Екатерина Вторая, императрица и самодержица Всероссийская вздохнула последний раз и врач объявил о ее кончине. В опочивальне и прилегающих покоях воцарилось молчание. И тогда в наступившей тишине раздался резкий голос Павла:

– Я ваш государь! Попа сюда!

Это – из воспоминаний директора медицинского департамента действительного тайного советника Александра Михайловича Тургенева. Дальше он писал: «Мгновенно явился священник, поставили аналой, на который были возложены Евангелие и Животворящий Крест Господень. Супруга его величества, Мария Федоровна, первая произнесла присягу. Затем начал присягать великий князь старший сын и наследник, Александр. Император подошел к нему и изустно повелеть изволил прибавить к присяге слова: „И еще клянусь не посягать на жизнь государя и родителя моего!“. Прибавленные слова к присяге поразили всех присутствующих как громовой удар...»

7

С восшествием на престол Павла I все переменилось при Дворе. Не доверяя никому из офицеров гвардии, император опирался только на гатчинцев. К этому времени его войска, расквартированные в Гатчине и в Павловске, состояли из шести батальонов пехоты с егерской ротой, трех полков кавалерии, одного казачьего эскадрона и роты артиллерии. Офицеры были в основном из отставных или командированных, частично – голштинцы, по вербовке, одним словом – сброд. Едва ли не единственным порядочным командиром был полковник Аракчеев, обладавший отменными экзерцирмейстерскими ^[91] дарованиями и командовавший гатчинской артиллерией.

---

91 Экзерцирмейстер – командир, обучающий солдат строевым упражнениям на плацу.