Эви Уотт, принимая во внимание печальный предыдущий опыт, дает себе...
Дик Хантер семь лет пытался убежать от собственного прошлого. Это очень...
На Тверской людей и колясок стало еще больше, причем все двигались в ту же сторону, что и мы.
Это показалось мне очень странным, однако думал я совсем о другом.
– Послушайте, они никуда не заезжают! – наконец, не выдержал я. – Мне кажется, они едут прямо к месту встречи!
Фандорин молчал. В тусклом свете газовых фонарей его лицо казалось белым и безжизненным.
– Может быть, у Линда все-таки остались сообщники, и заложников доставят п-прямо к условленному месту? – после изрядной паузы вымолвил он, но его всегдашний апломб куда-то подевался.
– А если их уже… – я не смог выговорить страшную мысль до конца.
Эраст Петрович ответил медленно и тихо, но так, что у меня мороз пробежал по коже:
– Тогда, по крайней мере, у нас остается Линд.
За Триумфальными воротами и Александровским вокзалом разрозненные группы прохожих слились в сплошной поток, заполонивший и мостовую – наша лошадь поневоле перешла на шаг. Правда, и коляска Линда двигалась не быстрее – я все время видел впереди, поверх опущенного кожаного фартука, два головных убора: вислую шляпу доктора и фуражку Почтальона.
– Господи, нынче ведь восемнадцатое! – Я аж подскочил на сиденье, вспомнив, что это за число. – Господин Фандорин, со встречей на пустыре ничего не получится! За всеми этими заботами я совсем забыл про коронационный календарь! На субботу, восемнадцатое мая, назначены народные гуляния напротив Петровского дворца, с угощением и раздачей памятных подарков. Какой пустырь! Там сейчас, поди, сто тысяч народу!
– Черт! – нервно выругался Фандорин. – И я этого тоже не учел. Да и не думал, что встреча состоится. Написал первое, что взбрело в голову. Непростительная оплошность!
Со всех сторон слышались возбужденные, а отчасти и нетрезвые голоса, веселый смех. Публика по большей части была самая простая. Оно и понятно – зрителей почище на дармовые пряники и сбитень на заманишь, а если и пожалуют из любопытства, то на трибуны, куда вход по билетам. В прошлую коронацию, говорят, на гуляние собралось до трехсот тысяч народу, а нынче, надо полагать, придет и еще больше. Вон, с ночи уже потянулись.
– А что, господа полицейские, правду говорят, будто кажному подорят кружку оловянную с орлом, и ажно до самых краев казенной нальют? – спросил извозчик, поворачивая к нам оживленную, круглую физиономию. Видно, и ему передалось настроение праздничной толпы.
– Стой, – приказал Эраст Петрович.
Я увидел, что пролетка Линда остановилась, хотя до поворота к Петровскому дворцу было еще порядком.
– Выходят! – воскликнул я.
Фандорин сунул ваньке ассигнацию, и мы, расталкивая неторопливых мещан, рванулись вперед.
Было темно, хоть сквозь облака и просвечивала половинка луны. Поэтому мы решились подобраться поближе, шагов на десять. На поле слева от дороги и справа, за кустами, горели костры, так что оба силуэта – один чуть повыше, второй ниже, были отчетливо видны.
– Только бы не упустить, – как заклинание, повторял я.
В эти минуты я словно забыл о его высочестве и мадемуазель Деклик. Какой-то древний, могучий инстинкт, никак не связанный с жалостью и более сильный, чем страх, заставлял сердце биться часто, но ровно. Никогда не понимал прелестей охоты, а тут вдруг подумал: верно, что-нибудь подобное испытывают гончие, когда свора рвется с поводков травить волка.
Мы шли уже в самой настоящей толчее, будто по Невскому в разгар дня. Время от времени приходилось и локтями поработать. Вперед вылез здоровенный детина из фабричных и заслонил обзор. Я кое-как подлез фабричному под локоть, протиснулся, и вдруг охнул от нестерпимого ужаса. Линд и Почтальон исчезли!
Я в отчаянии оглянулся на Фандорина. Тот вытянулся во весь рост и, по-моему, даже привстал на цыпочки, озираясь по сторонам.
– Что делать? – крикнул я. – Боже мой, что делать?
– Вы направо, я налево, – приказал он.
Я бросился к обочине. На траве большими и малыми кучками сидели люди. Кто-то бесцельно бродил между деревьев, вдали нестройно пели хором. С моей стороны Линда не было. Я метнулся обратно на дорогу и столкнулся с Эрастом Петровичем, проталкивавшимся мне навстречу.
– Упустили… – понял я.
Всё было кончено. Я закрыл руками лицо, чтобы не видеть толпы, костров, темно-сизого неба.
Фандорин нетерпеливо потряс меня за плечо.
– Не раскисайте, Зюкин. Вон пустырь, где назначена встреча. Будем ходить, искать и ждать рассвета. Никуда Линд не денется. Мы нужны ему не меньше, чем он нам.