Застав мужа с любовницей, Беатрис развелась с ним и решила начать новую...
Коди привлекательный и трудолюбивый, но у него нет ни времени, ни...
– Это т-точно палец его высочества?
Серебряный поднос выпал из моих рук, бокалы разлетелись вдребезги. Все, дернувшись, обернулись в мою сторону, а я даже не извинился – едва успел схватиться за край столика, чтобы не упасть.
– Что за дурацкий вопрос! – сердито буркнул Симеон Александрович. – Конечно, это мизинец Мики! Чей же еще?
Ко мне, неслышно ступая, приблизился Фома Аникеевич, поддержал за локоть. Я благодарно кивнул ему – мол, сейчас пройдет.
– Послушайте, что сказано в письме, – сказал Кирилл Александрович, и я только теперь разглядел, что перед ним лежит листок бумаги.
Великий князь надел пенсне и прочитал послание, как и предыдущие, написанное по-французски:
Господа, вы, кажется, до сих пор не поняли, что я не шучу.
Надеюсь, эта маленькая бандероль убедит вас в серьезности моих намерений. Отрезанный палец – наказание за то, что ваши люди снова нарушили договоренность. В следующий раз, если повторится нечестная игра, мальчику отрежут ухо.
Теперь о нашем деле. В качестве очередного взноса жду от вас малый бриллиантовый букет с шпинелью из коллекции императрицы. Гувернантка должна быть на мессе в Храме Христа Спасителя, начиная с трех часов пополудни. Разумеется, одна.
Если будет слежка – пеняйте на себя.
Искренне ваш,
Доктор Линд.
Больше всего меня потрясла поразительная осведомленность злодея о содержимом coffret ее величества. Малый бриллиантовый букет с шпинелью являл собой истинное украшение императорской рентерии; в свое время он достался короне с приданым невесты Павла Петровича, будущего государя Павла I. Этот шедевр великого ювелирного искусства XVIII столетия ценится не столько за размер и чистоту составляющих его камней, сколько за красоту и изящество. На мой вкус, во всей Бриллиантовой комнате не было драгоценности прекрасней этой.
– Господи, бедная Алиса, – тоскливо произнес император. – Она так страдает из-за пропажи склаважа…
Его величеству следовало бы посочувствовать, в особенности если учитывать нрав царицы, но в ту минуту я был не в состоянии испытывать жалость к кому-либо кроме бедного маленького Михаила Георгиевича.
– Мы все уже высказались, Фандорин, – довольно бесцеремонно перебил государя Кирилл Александрович. – Что думаете вы? Теперь видно, что вы были правы. Линд – истинное чудовище, он не остановится ни перед чем. Что нам делать?
– Ах, бедняжка Мика. – Царь сокрушенно поник головой.
– Мика, конечно, бедняжка, – ударил кулаком по столу Симеон Александрович, – но ты, Ники, лучше бы себя пожалел. Если мир узнает про то, что какой-то проходимец во время коронации русского царя похитил твоего кузена и режет его по кусочку, как колбасу…
– Сэм, опомнись! – громовым голосом взревел Георгий Александрович. – Ты говоришь о судьбе моего сына!
– Я говорю о судьбе нашей династии! – в тон ему ответил генерал-губернатор.
– Дядя Сэм, дядя Джорджи! – примирительно воздел руки его величество. – Давайте послушаем господина Фандорина.
Эраст Петрович взял со стола пакет, повертел его и так, и этак.
– Как д-доставлен?
– Как и прежние, – сказал Кирилл Александрович. – Обычной почтой.
– И снова нет штемпеля, – задумчиво произнес Фандорин. – Допрошен ли почтальон?
Полковник Карнович ответил:
– Не только допрошен, но за всеми тремя почтальонами, поочередно доставляющими городскую корреспонденцию в Эрмитаж, установлена слежка, еще со вчерашнего дня. Ни в чем подозрительном не замечены. Более того, сумки с почтовыми отправлениями, посылаемые с городского почтамта в здешнюю почтовую часть, всё время находятся под наблюдением переодетых агентов. Никто из посторонних к сумке не приближался ни на отрезке пути от Мясницкой до Калужской, ни позднее, когда почтальон отправился по адресам. Откуда появляются послания Линда – непонятно. Истинная загадка.
– Что ж, пока мы ее не разрешили, действовать нужно так, – мрачно сказал Эраст Петрович. – Букет отдать. Это раз. Никакой слежки за людьми Линда. Это два. Вся надежда на наблюдательность мадемуазель Деклик – к счастью, весьма острую. Это три. Ничего больше п-порекомендовать не могу. Теперь малейшая неосторожность со стороны полиции, и вы получите не ухо, а труп мальчика вкупе с мировым скандалом. Линд взбешен, это очевидно.
Все, как сговорившись, взглянули на гувернантку. Она уже не плакала и лицо ладонями не закрывала. Ее черты показались мне застывшими, будто бы высеченными из белого мрамора.