100  

– Да. Я к вам шла…

– Только не говори, что с повинной.

– Нет, – улыбнулась Лена, – я хотела попросить… – Она протянула главному редактору листок и рассказала о Васе. – Лев Владимирович категорически против, – добавила она. Вот тут он начал орать – от души. Лена услышала, что она и нахалка, и хулиганка, и пороть ее некому, и в Союз ее никогда не примут, ибо в правлении сидят сплошные Студенцы, с которыми она общаться не умеет, и так далее, и тому подобное.

Около недели Лена приставала к главному редактору и к заведующему отделом литературы, наслушалась тяжелых вздохов, восклицаний, нотаций и всяких слов про себя и свою настырность. Но в итоге стихотворение Васи Слепака все-таки публиковали в «Антологии»…

Все это было страшно давно, словно в другой жизни. Нет уже того молодежного журнала, заведующий отделом литературы сидит на пенсии, нянчит внуков. Главный редактор скакнув в политику, какое-то время продержался на высокое Волне девяносто первого года, тихо и плавно спустился в частное предпринимательство. Советский поэт Студенец заделался отцом-основателем одной из многочисленных организаций нацистско-коммунистической направленности.

Только про Васю Слепака Лена не знала ничего.

Глава 22

Веня влетел в комнату как ошпаренный.

– Ты и ребенка готова была убить?! Двухлетнего ребенка! Тебе все равно? Даже последний отморозок не догадается подложить взрывчатку в детскую коляску! – кричал он.

– В чем дело, радость моя? – спросила Регина, повернув к нему лицо, покрытое толстым слоем зеленой косметической маски.

– Я смотрел криминальные новости по московской программе. Ты так сильно хочешь прикончить Полянскую, что тебе все по фигу? Ты соображаешь, что творишь?

– Во-первых, успокойся. – Регина говорила сквозь зубы. Когда лицо покрыто маской, губами лучше не двигать. – С чего ты взял, что речь шла именно о Полянской? Там что, и фамилию назвали?

– Не придуривайся! – выкрикнул Веня. – Зачем ты вообще все это затеяла?

– Я затеяла?! Я?! Очень интересно! Ты хоть соображаешь, что говоришь? Ребеночка ему жалко стало! Тоже мне, Алеша Карамазов! Жалостливый нашелся! И не ори на меня! Сиди тихо и молчи в тряпочку. Ты понял? Все, что я делаю, – для тебя, любимого-драгоценного. Таскаюсь по Москве, общаюсь со всякой швалью, шкурой своей рискую, а ему ребеночка жалко.

– Для меня? Для меня можно было остановиться на Синицыне. Достаточно было только его.

– Ага, – кивнула Регина, – Синицын, Азаров, потом несчастная наркоманка Катя. И все, на этом – стоп. Нет, счастье мое, машина запущена. И следующей будет Полянская, с ребенком или нет – это уже детали. Сам знаешь, если хоть что-то, если хоть капля информации о твоих художествах с девочками просочится к друзьям-"браткам", Веня, это будет хуже суда, хуже смерти. Для меня тоже, конечно. Но я сумею выкрутиться. А ты… Я делаю все для тебя, ради тебя. Возьми себя в руки, не распускай сопли.

– Так говорила моя мать, – тихо произнес Веня. Регина несколько секунд молча смотрела ему в глаза.

– Хорошо, – вздохнула она, – сейчас я смою маску, и мы поработаем. – Нет, – он замотал головой, – нам надо поговорить. Просто поговорить, без гипноза.

– Ну валяй, говори. Я тебя внимательно слушаю.

– Регина, я не хочу, чтобы ты убивала Полянскую, – произнес Веня тихо и хрипло.

– Она будет последней. На ней все замыкается, именно на ней. Я ведь не трогаю Ольгу Синицыну – она не представляет опасности. А Полянская опасна, и ты не можешь не понимать этого.

– Оставь ее в покое.

– Почему?

– Потому, – он нервно сглотнул, – потому, что ты не сможешь это сделать грамотно и аккуратно. Ты уже и так слишком наследила. А Слепой не возьмется. Как ты не понимаешь, у нее муж – полковник милиции. Такие дела раскрывают из принципа, из ментовской солидарности.

– Только поэтому мне не трогать Полянскую? – быстро спросила Регина.

– Да. Только поэтому.

– Лена, деточка, проснись.

Лена с трудом открыла глаза и уставилась на Веру Федоровну, которая стояла над ней с телефоном в руках.

– Да… Доброе утро. Который час? – спросила она, садясь накровати.

– Половина десятого. Тебе с работы звонят.

– Спасибо, – Лена взяла трубку из рук Веры Федоровны.

– Спишь еще? Вставай, – послышался в трубке голос секретарши главного редактора Кати, – планерку перенесли на сегодня. К одиннадцати подъезжай. Главный сказал, чтобы ты была обязательно.

  100  
×
×