Робинзон в русском лесу

Покончив с этим, мы опять принялись носить уголья, но их не хватило на засыпку стен, пришлось закладывать дровами яму снова, Вообще наш дом устраивался в действительности гораздо медленнее, чем я предполагал. Я не упоминаю о страшном физическом утомлении, которого стоили нам все эти работы. Думаю также, что решительно невозможно описать, до чего мы были грязны. К счастью, у нас не было зеркала, но было озеро. Сначала мы боялись купаться, но потом страшная жара и какой-то зуд от грязи разогнали страх. Мы усаживались на плоту, мылись даже с песком и потом бросались в воду. Она была очень холодна, и, вероятно, купания окончились бы сильнейшей простудой, если бы после них не ожидала та же непосильная работа, державшая нас в постоянной испарине.

Пока догорала угольная яма, мы принялись обрешечивать крышу. Продольные жерди мы клали как можно длиннее, чтобы нам не грозил даже самый косой дождик. Поперечные же — как можно чаще, потому что поверх них густо настлали древесной коры, а сверху — самых густых и развесистых ветвей сосны. Немало труда стоило нам укрепить эти ветви так, чтобы их не сбросило первым же ветром. Мы наложили на них по три жерди с каждой из четырех сторон крыши и через дырки, проверченные коловоротом, приколотили их к стропилам крыши.

Было около половины июля, когда мы окончили со своей многотрудной постройкой. Дни стояли жаркие, но становились короче, ночи же начали донимать нас холодом и туманами. Иногда прорывались крутые грозы, так что окончание главных частей нашего дома пришлось как нельзя более кстати.

Думаю, что трудно выразить даже стихами то, в высшей степени отрадное, чувство и гордости, и радости, и даже какой-то нежности, которое внушал мне вид этой, в сущности, убогой, лачужки. Мне казалась чрезвычайно живописной и темно-зеленая крыша с ярко блестевшими поперек нее свежими, смолистыми жердями, и темно-серые плетеные стены, и нежно-палевые наличники дверей и окна. Да, в своей лесной жизни я убедился в той истине, что беречь и любить человек может только то, что сделал сам, и ничто не может доставить ему такого наслаждения, как творчество.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Праздник. Радостное открытие. Глина. Кирпич и посуда. Тын и ров. Будущий огород, ледник и погреб.

Желая отпраздновать окончание основных работ, мы дали себе два дня отдыха и занимались тем, что спали или бродили по лесу, собирали грибы и ягоды. Но при этом мы не упускали из виду и своих главных целей. У нас не было глины, а нужно было разыскать ее.

Накануне праздника в ночь перепал тихий и теплый, но сильный дождь. Грибы так и то лез ли из-под земли. Я увлекся их собиранием до того, что стал брать с собою большую угольную корзину, а по вечерам начал плести две поменьше, для себя и Васи.

Утром мне вздумалось пробраться повыше к вершине. Я отправился один, едва пробираясь сквозь чащу со своей огромной корзиной. В одном месте мох рос как-то особенно тоще. Корзина моя застряла между двумя молодыми елками. Желая высвободить ее, я сильно уперся на правую ногу и рванулся вперед, но нога моя скользнула, свозя за собой тонкий слой мха; я ничком полетел на землю, корзинка за спиной опрокинулась и обдала меня дождем грибных обломков. Из чувства самосохранения, чтобы не удариться лицом о землю, я вытянул руки и на четвереньках проехал аршина два вниз. Я очень рассердился, — и грибов было жалко, и ушибся я, и испачкался во что-то мокрое, липкое…

В одно мгновение вся досада моя исчезла! Я поскользнулся на мокрой глине, не успевшей еще просохнуть под мхом после дождя! Я нагнулся, взяв комок, — сорт был отличный, — мягкий, нежный, почти без камней в светло-серого цвета! Я бросил корзинку, вытащил из-за кушака топор, который всегда носил с собою, и пошел

домой, как можно заметнее отмечая дорогу срубленными ветками.

— Вася, Вася! Ау…! — вопил я во всю силу легких.

Он был уже дома и сидел в тени под стеной. Возле него с одной стороны стояла сделанная из бересты коробка с прекрасной крупной земляникой, с другой моя наволочка, почти полная грибами, которые он очень серьезно чистил ножом. Он поднял голову и, насмешливо улыбаясь, проговорил:

— Ну и что? Не послушали меня! Ведь я вам говорил, что на горе не может быть других грибов кроме горянок, козьяков да рыжиков, — а нам от них и гак деваться некуда! Ведь солить их нам нельзя, — соли нет. А вот я так пошел да белых набрал. Их на зиму насушить можно! Э! А где же это ваша корзина? Да и сами-то вы хороши!