Робинзон в русском лесу

Мы так и сделали. Дня через три колья были выдерганы в значительной части рва, настилка опять заделана и закидана снегом, а сверх него положена порядочная куча зелени. Дорожка вышла довольно узкая и негладко утоптанная, но мы очень рассчитывали на приманку.

Устроив все это, мы никуда не выходили из-за частокола, старались как можно меньше шуметь, даже дома не стругали, а принялись вить веревки. Но работалось плохо — мы беспрестанно прислушивались. Наконец, на третий день утром, когда мы вышли смотреть ров, в том месте, где лежала зелень, оказался пролом. Мы, не помня себя от радостного волнения, бросились туда и увидели двух лосей. Один был большой с огромными рогами, другой безрогий, меньше ростом, но шире первого. Видно было, что они чрезвычайно перепуганы своим положением. Безрогий стоял, понуро опустив голову, а рогатый, по-видимому, пытался выбраться на поверхность, потому что задние ноги его стояли в самой глубине, а передние упирались в стенку. Но гладко обтесанные колья, которыми выстланы были обе стороны рва, представляли слишком малый упор для его тяжелого тела.

Вася первый овладел собой, отвел меня в сторону и тихо, точно боясь, что его услышат и поймут лоси, сказал:

— Этот большой, рогатый, что-то очень страшный. Его нужно будет застрелить и вытащить нашим блоком, а того, что поменьше, оставим. У него вид такой смирный. Сначала проморим хорошенько голодом, а потом станем отлично кормить его, поить и ласкать. Когда он к вам привыкнет, выведем т рва и поселим в леднике.

Я согласился с ним. Он пошел домой, зарядил двустволку пулями, возвратился ко рву, стал на колени, приставил дуло к самому лбу большого лося и выстрелил. Великан зашатался и упал. Я взглянул на второго. Сначала он заметался в страшном испуге, но, поняв всю невозможность бегства, поднял на нас такие испуганные умоляющие глаза, что мне стало невыразимо жаль его. Я пошел домой, привязал к веревке горшок с водой и пучок зелени, спустил их к лосю, а вечером набросал туда веток, чтобы он мог лечь.

Убитого лося мы со страшными усилиями вытащили с помощью блока. Это было очень трудно, потому что лось был втрое тяжелее корзины, наполненной землей. Оставить его по нашу сторону рва было совершенно безопасно, но нам непременно хотелось отвлечь внимание волков в медведей от нашего пленника, поэтому пришлось везти тушу во двор. Мы проработали над добычей почта весь день. Но хотя уже и начинало вечереть, мы старательно заложили пролом над рвом новым хворостом, а приманки разложили в большом количестве с совершенно противоположной стороны, чтобы хищные звери, почуяв близость лося, не ввалились к нашему пленнику в ров и не причинили ему вреда.

Хитрость наша удалась отлично. В ту же ночь мы поймали еще двух волков на приманку, а навес над лосем остался цел.

Три дня мы продержали пойманного лося без пищи и впотьмах под наметом. Все это время мы занимались перевозкой сена во двор, вымосткой пола в леднике и пошивом крепкого хомута из лосиной кожи.

Наконец на утро четвертого дня мы раскрыли намет над лосем. Он очень похудел за это время и, видимо, обрадовался свету. Мы спустили в ров лестницу и слезли к нему с зеленью и сеном. Лось охотно и жадно стал есть, мы накормили его досыта и повторяли это раза четыре в день. Дней через пять мы достигли того, что он радовался нашему приходу, позволял ласкать себя и даже не оказал сопротивления, когда Вася расходился до того, что сел на него верхом. Видя такое смирение, мы решились надеть на него заранее приготовленный ошейник-хомут, поглаживая лося и ласково разговаривая с ним.

Вечером Вася сказал мне, что больше не надо кормить лося, а завтра нам нужно будет подняться чуть свет, выдернуть в одном месте колья, выстилающие стенки рва, и сделать отлогий откос, чтобы лось мог выйти по нему. До вечера все это следовало поправить и снова покрыть ров хворостом. На другое утро мы закончили подготовительную работу, спустились в ров и к хомуту привязали веревки. Став по бокам и крепко ухватившись за их концы, мы осторожно, держа перед мордой лося пучок зелени, провели его через мост во двор и ввели в ледник, пол которого заранее был выстлан мхом и ветками, а в углу лежало сено.

Когда животное освоилось на новом месте, мы стали выпускать его прогуливаться по двору, но пить и есть давали только в леднике или из рук. Оно вскоре совершенно привыкло к нам, даже оглядывалось и приходило на свою кличку. Быстроте приручения способствовали, может быть, два обстоятельства, из которых одно впоследствии приобрело для нас чрезвычайно важное значение: животное оказалось самкой, лосицей, ожидавшей появления теленка. Она в смерти своего спутника увидела нашу силу, но не озлобилась против нас, потому что после долгого и мучительного голода, мы накормили ее.