Как я продавал виагру

Вскоре после того как знатоки своего дела продемонстрировали нам идеальный вариант деловой беседы, каждый из нас получил по собственному рекламному буклету. Лениво перелистывая глянцевые страницы, я и не подозревал, насколько знакомым станет для меня их содержание. Инструкторы в армии научили нас разбирать и снова собирать винтовки М-16 с завязанными глазами. Так и теперь: мы знали наглядный рекламный материал вдоль и поперек и могли, хоть ночью нас разбуди, оттарабанить всю текстовку. Кстати, мне начало сниться, как я выступаю перед нашими преподавателями, играющими роль врачей, и расхваливаю им наши препараты. Как оказалось, такое снилось не мне одному. Снова и снова мы описывали друг другу свойства товара. Народ репетировал за обедом, в коридоре, даже в ванной. Никому не хотелось облажаться перед камерой.

В середине 90-х применение видеозаписи в учебном процессе было еще довольно ново для фармацевтической отрасли. Когда загоралась красная лампочка, новоиспеченные торговые агенты должны были изображать деловой визит к врачу (которого играл тренер). Затем пленку перематывали, просматривали и критически анализировали. Когда кто-то из наших спросил у парня, в свое время уже проходившего через нечто подобное, что представляют собой эти «видеосессии», тот с видом приговоренного ответил: «Это полный пипец». Все чаще приходилось слышать о том, как кто-то в холодном поту просыпался среди ночи.

Но пока время съемок еще не пришло. Сначала нам предстояло другое страшное испытание: мы должны были выступить с презентацией товара перед районным торговым представителем, который играл роль врача, в присутствии остальных ребят, приписанных к тому же району. В воскресенье вечером мы разбились по группам (в соответствии с нашими районами) и разошлись по отведенным классам. До этого, кстати говоря, мне еще пришлось пережить выступление перед всеми моими соучениками. Все прошло нормально, и я был удивлен, когда, шагая в свой класс, где было куда меньше народу, почувствовал, как плечи мне сковал мышечный спазм. От этого я стал нервничать еще больше. Мое состояние было тем более странно, что уже во втором классе школы я совершенно не тушевался во время публичных выступлений.

В 1978-м меня отобрали для выступления перед школьным советом: я должен был зачитать страничку своего «эссе» о покупке голландцами острова Манхэттен.

По пути в школу родители непрерывно втолковывали мне, что я должен «говорить очень, очень громко, чтобы было слышно даже тем, кто сидит на последних рядах» (а я, между прочим, и без того был довольно крикливым мальчишкой). Я накрепко усвоил наказ. Зал был битком набит родителями, однако в первых рядах было двадцать свободных мест, предназначенных для чтецов. На каждом стуле была табличка с именем ученика. Мы огляделись в поисках стула с моей фамилией и увидели, что надпись «ДЖЕЙМИ РЕЙДИ — НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА ЭЛЬДОРАДО» красуется на самом крайнем слева стуле переднего ряда. Это означало, что я буду выступать первым.

Я вышел на сцену, держа в руках текст своего эссе, написанный здоровенными заглавными буквами, и уставился в зрительный зал, пока какая-то милая женщина устанавливала для меня микрофон. Микрофон? Родители не предусмотрели этой детали, но уже было слишком поздно: мозг восьмилетнего оратора был запрограммирован намертво. Мне ведь велели говорить очень громко, и я, ей-богу, повел себя как послушный ребенок. «ИНДЕЙЦЫ ПРОДАЛИ МАНХЭТТЕН ЗА КУЧКУ БЕЗДУЛУШЕК НА СУММУ СЕМНАДЦАТЬ ДОЛЛАРОВ…». Больше родители уже никогда не просили меня говорить громко.

За прошедшие годы я неоднократно пел сольные партии на школьных концертах, читал вслух Писание во время мессы, без запинки докладывал обстановку командирам и вот теперь нервничал в преддверии выступления перед районным менеджером и девятью соучениками. Перед началом занятия Брюс выступил с небольшой ободряющей речью и подчеркнул, что «все здесь свои, так что бояться нечего». После этого он спросил, не хочет ли кто вызваться первым. Реакция последовала немедленно. Одни зашелестели бумажками, другие стали рассеянно почесывать в затылке, третьи пристально уставились на свои ботинки. Как говорится, «лес рук». Жужжание люминесцентных светильников казалось оглушительным. Наконец я сделал, как потом выяснилось, блестящий ход, ставший впоследствии моим звездным номером, — я сказал, что готов быть первым. Все, а особенно Брюс, просто опешили. Этот пьяница с дурашливой физиономией хочет идти первым?