Ханс Бринкер, или Серебряные коньки

— О чем ты думаешь, лупоглазый? — щебетала мать (отчасти угадавшая его мысли), носясь по комнате и готовя обед. — О чем думаешь?.. Слушай, Рафф, ты не поверишь: малый был готов притащить домой на голове чуть ли не пол—Амстердама! Вообрази, он хотел накупить столько кофе, что его хватило бы набить доверху горшок для углей! «Нет—нет, сынок, — говорю я, — берегись на судне течи, коли груз богатый». А он как уставится на меня… Ну вот совсем как сейчас… Эй, сынок, пошевелись! Смотри прирастешь к камину, если будешь так пучить глаза да удивляться!.. Ну, Рафф, гляди, я ставлю твое кресло в конце стола, где ему и следует быть; ведь теперь у нас в доме есть мужчина — это я готова сказать в лицо хоть самому королю. Да, вот сюда… обопрись на Ханса; он для тебя все равно что крепкий посох! Растет, как сорная трава, а ведь кажется, будто он еще вчера учился ходить. Садись за стол, муженек, садись!

— А помнишь ты, вроу, — сказал Рафф, осторожно усаживаясь в большое кресло, — тот чудесный органчик, который так развлекал тебя, когда ты работала в знатном доме в Гейдельберге?

— Еще бы не помнить! — ответила тетушка Бринкер. — Стоило три раза повернуть медный ключик — и колдовская штука так, бывало, заиграет, что дрожь по спине… Хорошо помню. Но, Рафф, — и тетушка Бринкер сразу же сделалась серьезной, — ведь ты не станешь бросать наши гульдены на такие пустяки?

— Нет—нет, только не я, вроу… Один органчик я уже получил от бога и — бесплатно.

Мать и дети быстро переглянулись в испуге, потом посмотрели на Раффа… Неужели он опять помешался?

— Да, и этот органчик я не продам за пятьдесят кошельков, набитых деньгами, — продолжал Рафф. — А заводят его ручкой от метлы, и он скачет и носится по комнате—всюду поспевает вмиг. А уж как заливается!.. Можно поклясться, что это певчие птички вернулись из теплых стран.

— Святой угодник Бавон! — выкрикнула тетушка Бринкер. — Да что это на него нашло?

— Утешение и радость, вроу, вот что на него нашло! Спроси Гретель, спроси мой «маленький органчик» Гретель: разве нынче я не радовался, глядя на нее, и не утешился вполне?

— Ну, мама, — рассмеялась Гретель, — он сам был для меня органчиком! Пока вас не было, мы чуть не все время вместе распевали песни.

— Ах, вот как! — проговорила тетушка Бринкер, у которой словно гора с плеч свалилась. — Слушай, Ханс, тебе ни за что не справиться с таким куском. Но ничего, цыпленок, ты ведь долго постился… Гретель, возьми—ка еще ломтик колбасы: от нее у тебя кровь разольется по щекам.

— Ой, ой, мама! — расхохоталась Гретель, поспешно протягивая свою тарелку. — У девочек кровь не разливается по щекам… ты хотела сказать, что на моих щеках расцветут розы… Ведь так говорят, Ханс? Розы?

Пока Ханс спешил проглотить громадный кусок, что бы дать подходящий ответ на этот поэтический вопрос, тетушка Бринкер быстро разрешила спор.

— Ну, розы или кровь, — сказала она, — для меня все едино, лишь бы румянец опять украсил твое светлое личико. Довольно того, что мать у тебя бледная, изможденная, но…

— Да что ты, вроу! — торопливо перебил ее Рафф. — Ты сейчас свежей и румяней обоих наших цыплят вместе взятых.

Это замечание, хотя оно и вовсе не подтверждало, что вновь пробудившийся ум Раффа достаточно ясен, тем не менее доставило тетушке Бринкер величайшее удовольствие. Итак, обед прошел чрезвычайно приятно.

После обеда заговорили о часах, и, как следовало ожидать, стали строить догадки насчет таинственных букв. Ханс отодвинул свой табурет и уже собирался уходить к мейнхееру ван Хольпу, а мать его встала, чтобы положить часы на прежнее место, как вдруг послышался стук колес по мерзлой земле.

Кто—то постучал в дверь и тотчас же открыл ее.

— Входите, — нерешительно проговорила тетушка Бринкер, торопливо стараясь спрятать часы к себе за лиф. — А, это вы, мейнхеер! Добрый день! Отец уже почти поправился, как видите. Стыдно принимать вас в такой убогой лачуге, мейнхеер, да и со стола еще не убрано…

Доктор Букман вряд ли слышал извинения хозяйки. Он, видимо, спешил.

— Хм! — воскликнул он. — Я здесь, очевидно, уже не нужен. Пациент быстро поправляется.

— Как ему не поправиться, мейнхеер! — вскричала тетушка Бринкер. — Ведь мы вчера вечером нашли тысячу гульденов, которые у нас пропадали целых десять лет!

Доктор Букман широко раскрыл глаза.

— Да, мейнхеер, — сказал Рафф. — Я прошу вроу рассказать вам об этом, хотя это наша семейная тайна, — ведь я вижу, что вы отлично умеете держать язык за зубами.