Ботфорты капитана Штормштиля

Вот одна из них села неподалеку от Тошки, с равнодушным видом оглядела его и зевнула. Длинный красный язык свернулся влажной трубочкой.

— Можно дать ей костей? — спросил Тошка.

— Она не возьмет их у тебя. — Дядя Гога достал из кармана кисет с махоркой. — Здесь, брат, горы, в горах бывает разное, и поэтому собака должна верить только своему хозяину. Иначе это уже не собака, а холодная мамалыга.

«Да, — подумал Тошка, с уважением поглядывая на овчарок, каждая из которых была ростом с хорошего теленка. — Это тебе не свита Оришаури…»

После ужина мужчины долго курили, а потом начался разговор об организации базы отряда и о том, кто согласится быть проводником.

— Мой отец так говорит. — Тумоша тронул Ираклия Самсоновича за колено. — Хотите база называйте, хотите другие научное слово, отец называет — гости. Гости приносят в дом счастье. Отец благодарит вас за то, что вы нашли в горах его хутор. Он говорит, что поведет вас, куда скажете. Хочет еще раз сходить с геологами.

С трудом подбирая слова, Ираклий Самсонович сказал что-то по-абхазски. Тошка понял — благодарит за гостеприимство.

Все одобрительно закивали головами и заулыбались.

Тумоша взял с полки гармонь, приладил ее на колене, провел ладонью по басам. Они вздохнули тяжело, по-старчески. Потом задумчиво тронул пальцем одну перламутровую пуговку, другую, третью. Каждая ответила по-своему.

Он обвел глазами комнату: красноватые стены, кремневые ружья, висящие на козьих рогах, медвежьи шкуры на полу, портрет под стеклом, в правом углу, на самом почетном месте.

Все сидели тихо. Дядя Гога незаметно тронул Тошку за плечо — что-то сейчас будет.

Гармонь снова вздохнула, а потом высоким, совсем волжским голосом завела песню, протяжную и, как показалось Тошке, полную тревоги и боли. Тумоша наклонил лицо к самым мехам, и Тошка даже не заметил, когда вплелся в песню мягкий голос его земляка. Он пел по-абхазски, и чувствовалось, что песня сложена им самим и поет он о себе и о том пути, который привел его сюда, в горы.

Песня была очень длинная. Иногда кто-нибудь из гостей Хабаджи начинал тихонько подпевать Тумоше. Тошка вслушивался в звуки непонятного ему языка, такого непохожего ни на какой другой язык. Ему почудилось, что он несколько раз уловил знакомое слово. Вернее, не слово, а фамилию:

— Да-дешкелья-ни… Дадешкельяни…

На следующее утро, улучив минуту, Тошка подошел к Тумоше. Тот стоял возле лошади и смазывал ей потертую холку какой-то густой, резко пахнувшеи мазью.

— Скажите, Тумоша Хабаджаевич…

Тот рассмеялся. Смеялся долго и от души. Тошке казалось что рыжие веснушки так и прыгают по его широкому лось, скуластому лицу.

— У нас не бывает отчества, — сказал он наконец. — Все и так знают, что я сын Хабаджи. В паспорте это можно написать, а говорить ни к чему. Зачем тратить лишнее слово? Меня зовут Тумоша, и все. Хорошее имя?

— Хорошее… Скажите, Тумоша, о чем вы вчера пели? Мне очень надо знать. Понимаете, очень.

— Понимаю, земляк… — Тумоша посмотрел на Тошку голубыми с желтинкой глазами. — Я расскажу. За мукой на мельницу ехать надо. Вместе поедем, хочешь? Я расскажу, пусть начальник тебя пустит…

Глава 6. О чем пел Тумоша

На кожаной подушке седла сидеть было удобно и мягко. Стремена Тумоша подтянул повыше, и Тошка упирался в них носками ботинок, как научил его Володя.

— Носок вверх, пятки вниз, вот так. А шенкелем направляй ход лошади, и будет высшая школа верховой езды.

Тошка не знал, что такое шенкель, но спросить при Тумоше постеснялся и только кивнул головой — ладно, мол, разберусь.

Лошади мягко ступали по низкой, густой траве. Маленький босой мальчик побежал вперед, скинул с рогулек жерди, заменявшие ворота.

— Аземляк! — крикнул он Тошке. — Аземляк, здравствуй!

Тумоша усмехнулся, погрозил мальчишке пальцем.

— В абхазском языке, — сказал он, — раньше не было слов школа, колхоз, трактор, магазин. Они сразу пришли, как большая отара. Нужные слова, надо было отворить им ворота, быстрее пустить к себе. И тогда решили — прибавлять впереди букву «а». Вот они и стали нашими словами: ашкола, аколхоз, атрактор. Потому маленький Абзаг и назвал тебя «аземляк». Слышал, наверное, как вчера говорили…

Въехали в лес. Он стоял безмолвный, весь просвеченный поднимающимся солнцем. Большие серые валуны, обросшие рыхлым зеленым мхом, преграждали путь, и тропа покорно делала крюк, обходила их стороной. Иногда поперек тропы лежали стволы упавших деревьев. Лошади осторожно переступали через них, высоко поднимая тонкие, мокрые от росы ноги.