Статский советник

– Лубянка, сударыня, – объявил Фандорин. – Дальше куда?

Она повертела головой туда-сюда, досадливо пробормотала: «Как он несносен с этой своей конспирацией» и повелела:

– Ты вот что, покатай-ка меня кругами.

Статский советник хмыкнул и поехал по обводу площади, вокруг заледеневшего фонтана и извозчичьей биржи.

На четвертом круге с тротуара соскочил какой-то человек в черном пальто и легко запрыгнул в сани.

– Я те ща прыгну, разбойник! – заорал «ванька», замахиваясь на шаромыжника кнутом.

А пассажир оказался не простой, особенный: господин Грин, собственной персоной. Только усы светлые приклеил и очки надел.

– Это мой друг, – объяснила красивая барышня. – Его я и поджидала. Куда едем, Гринчик?

Новый седок велел:

– Поезжай через Театральный. Дальше скажу.

– Что стряслось? – спросила певунья. – Что значит «срочное дело»? Я все бросила, предстала перед тобой, как лист перед травой. А может, ты просто соскучился? – В ее голосе прозвучало лукавство.

– Приедем, потом, – сказал особенный пассажир, явно не расположенный к беседе.

Поэтому дальше ехали молча.

Седоки вылезли на Пречистенке, возле усадьбы графов Добринских, но в ворота не пошли, поднялись на крыльцо пристроенного к дворцу флигеля.

Эраст Петрович, вылезший подтянуть подпругу, видел, как дверь открыла молодая женщина с бледным строгим лицом и гладкими, стянутыми в пучок волосами.

Всё, что предпринял статский советник далее, было проделано стремительно и без малейших колебаний, будто он действовал не по наитию, а исполнял ясный, тщательно разработанный план.

Отъехав на полсотни шагов, Фандорин привязал поводья к тумбе, сбросил доху и шапку в сани, сунул шпажонку под сиденье, а сам вернулся обратно к решетке. Выждав, пока улица, и без того немноголюдная, совсем опустеет, он ловко вскарабкался по решетке и спрыгнул наземь с внутренней стороны.

Быстро перебежал через двор к флигелю и оказался аккурат под окном с открытой форточкой. Эраст Петрович постоял без движения, прислушиваясь. Потом без видимого усилия вскарабкался на подоконник и, сжавшись, пролез в маленькое прямоугольное отверстие, что, несомненно потребовало виртуозной гуттаперчевости.

Труднее всего было спуститься на пол, не произведя никакого шума, однако чиновнику удалось и это. Он увидел, что находится на кухне, маленькой, но опрятной и славно натопленной. Тут опять понадобилось прислушиваться, потому что из глубины флигеля доносились голоса. Определив направление звука, Эраст Петрович достал из поясной кобуры свой «герсталь-баярд» и бесшумно двинулся по коридору.

* * *

Опять, во второй раз за день, Эраст Петрович подсматривал и подслушивал через приоткрытую дверь, но теперь ни смущения, ни угрызений совести не испытывал – только охотничий азарт и трепет радостного предвкушения. Не все сердечному другу Глебу масленица, и поучиться у Фандорина он может не только тому, как карту угадывать.

В комнате были трое. Давешняя женщина с гладкими волосами сидела у стола, вполоборота к двери, и производила странные манипуляции: зачерпывала маленькой ложечкой из банки серую студенистую массу и очень осторожно, по несколько капель перекладывала в узкую жестянку вроде тех, в которых продают оливковую эссенцию или помидорную пасту. Рядом стояли и другие жестянки, как узкие, так и обыкновенные, полуфунтовые. Делает метательные снаряды, догадался статский советник, и его радость несколько померкла. «Герсталь» пришлось убрать. Вряд ли получится произвести арест – достаточно женщине дернуться от испуга или неожиданности, и от флигеля останутся одни обломки. В разговоре бомбистка не участвовала, беседу вели двое остальных.

– Ты просто сумасшедший, – потерянно произнесла приезжая. – У тебя от подпольной работы сделалась самая настоящая мания преследования. Раньше ты таким не был. Если уж ты и меня подозреваешь…

Сказано это было таким убедительным, искренним тоном, что если бы Эраст Петрович собственными глазами не видел барышню в обществе Пожарского, то непременно ей бы поверил. Брюнет с неподвижным, чеканным лицом при встрече на вокзале не присутствовал, и все же в его голосе звучала непоколебимая уверенность.

– Не подозреваю. Знаю. Записки подбрасывали вы. Не знал только, заблуждение или провокация. Теперь вижу – провокация. Вопроса два. Первый: кто. Второй… – Главарь террористов запнулся. – Почему, Жюли? Почему?.. Ладно. На второй можете не отвечать. Но первый непременно. Иначе убью. Сейчас. Если скажете, тогда не убью. Партийный суд.