Лань — река лесная

Эти слова для ребят были сигналом к отступлению. Они неслышно покинули свою засаду и через боковой выход выбрались на поверхность.

На этот раз всё обошлось хорошо. Вскоре юные разведчики уже лежали на нарах в своей палатке и шёпотом обсуждали, что им делать дальше. Хотя многое из того, что они увидали и услыхали, оставалось для них загадкой, было очевидно, что Скуратов и горбун — люди тёмные. Лёня высказал мысль, что неотложно надо обо всём сообщить Николаю Николаевичу и деду. Неожиданно против этого предложения восстал Валерка. Если Алику и Лёне впервой было ловить подозрительных людей, то у Гуза по этой части имелся уже «опыт».

Года два назад, возвращаясь из лесу с ягодами, он увидел во ржи возле самой пущи человека. Тот срезал ножницами колосья и клал их в сумку на груди. Гуз сразу смекнул, что это какой-то преступник, и долго не раздумывая помчался в деревню звать взрослых. Человека задержали, и оказалось, что это был… новый агроном!

Гузу тогда пришлось туго, хоть из деревни убегай. Полгода ему прохода не давали.

— Нужно подождать, — решительно сказал Валерка, припомнив ту, давешнюю историю. — Рассказать мы всегда успеем, а пока давайте следить за ними.

После недолгого спора предложение Гуза было принято.

Чёрная шкатулка

Скуратов, видно, дожидался, когда дед Рыгор и Казанович отправятся на Лесное. Не успели их лодки отплыть от берега, как он высунул из шалаша голову и хрипло позвал:

— Лёня! Поди сюда!

Лёня вопросительно посмотрел на друзей и неохотно пошёл к Скуратову.

Когда он вернулся, Алик тотчас спросил:

— Что он тебе говорил?

— Просил есть принести. Дулю пусть съест!

— Ну ты, не валяй дурака! — нахмурился Валерка. — Хочешь всё испортить? Бери котелок и неси.

Лёня молча взял котелок и пошёл в шалаш.

Скуратов уже сидел за столом. Щека его была повязана косматым полотенцем. Тем не менее больной набросился на еду с таким аппетитом и так уплетал хлеб и рыбу, что ему мог бы позавидовать любой человек со здоровыми зубами.

Опорожнив котелок, Скуратов весело подмигнул Лёне и вылез из-за стола.

— Теперь можно и в путь. Сегодня мы ещё раз пройдём по той дороге, по которой удирал Кремнев, когда вёз на аэродром золото. Заодно, если хватит времени, побываем и на аэродроме.

— А зуб уже не болит? — спросил Лёня.

— Да ноет всё. — Скуратов прикоснулся рукой к щеке. — Но уже не так, как вчера, жить можно.

— Покупались — вот и простудили, — посочувствовал Лёня. — С больными зубами лезть в воду…

— А дед с учёным поехали уже? — перебил его Скуратов.

— Давно!

— Не знаешь куда?

— Снова на Лесное.

— А тот рыбачок, что на «стратостате» плавает, тоже с ними?

— Нет, он вчера говорил, что ему некогда.

— Что ж это так? — усмехнулся Скуратов, и глаза его повеселели. Он закурил папиросу, спросил: — Так кто идёт сегодня со мной?

— Я и Алик, — ответил Лёня.

— Так зови его и пойдём.

Едва отряд двинулся в путь, Гуз тут же взялся за работу. Первым делом он помыл в реке котелки и ложки, прибрал в палатках, натаскал сухого хворосту, чтобы не бегать потом, когда придётся готовить обед, и только проделав всё это, заглянул в шалаш Скуратова.

Наводить порядок здесь не было нужды: хозяин сам всё убрал за собой. Вот только окурков много под столом. Валерка встал на колени и принялся собирать их в кучку, чтобы потом выбросить в кусты. Один окурок запутался в примятых стеблях мятлика и никак не поддавался. Разозлившись, Гуз рванул изо всех сил целую горсть травы и… едва не повалился на спину: вместе с травой от земли отделился порядочный квадратный кусок дёрна.

Гуз наклонился и на дне ямки увидел чёрную шкатулку, очень похожую на ту, которая была у них дома и в которой сестра хранила нитки мулине. С минуту он удивлённо разглядывал свою находку, потом стал осторожно доставать её. И как раз в этот миг дверь шалаша вдруг отворилась и суровый голос произнёс:

— Так вот как ты дежуришь, голубчик!

От неожиданности Валерка так и подскочил. В страхе оглянувшись, он увидел на пороге… Николая Николаевича.

— Что ты тут делаешь? — строго спросил учёный. — Зачем выкопал эту нору? Делать нечего?

Валерка моргал глазами и молчал.

— Чего ты молчишь? — начал злиться Николай Николаевич и подошёл ближе к столу. — Что ты ищешь в чужом шалаше?