25  

– Да, он серьезный, – подтвердила Алина. – Даже слишком серьезный.

– Для мужа – не слишком, – будто про себя сказала мать. Она смотрела на снимок и слегка шевелила губами – будто разговаривала с парнем на фото.

– Знаешь, – сказала она после долгой паузы. – Я никогда не могла догадаться, почему они расстались. А Маринка говорила – из-за пустяков… Жалко, если так. Была бы такая красивая пара!

Алина не ответила. Она тоже смотрела на снимок, и он вызывал у нее какие-то странные ощущения. Так вот что… У ее старшей сестры – такой простой, покорной и положительной, когда-то была первая любовь. В том самом возрасте, когда и полагается иметь эту любовь – лет в восемнадцать. А у нее ничего подобного не было. Она почувствовала себя обокраденной. Марина могла пропадать где угодно, попасть в беду, выглядеть ужасно – по вине своего мужа, чьей-то еще вине, даже своей собственной. Но у нее была первая любовь. А у нее – не было.

Алина подумала об Эдике – второй раз за последние сутки. И тут же назвала себя идиоткой. «Это не первая любовь. Никакая она не первая. И даже не потому, что он не был у меня первым. Это просто не было похоже на первую любовь. Слишком все просто, без взрывов, без истерик. Без долгих прощаний и мыслей о самоубийстве. Влюбилась я впервые, это да, но и только. Слишком поздно. Просто было слишком поздно. Надо было учиться влюбляться чуть-чуть раньше. Как Маринка».

– Так они поссорились? – спросила она, беря в руки снимок. Эта фотография продолжала ее тревожить. Парень… Она видела его где-то. Когда-то. Но где и когда?

– Нет, – ответила мать. Она продолжала рыться в коробке, вытаскивая на свет старые снимки, где была запечатлена Марина. Школьные балы, выпускные экзамены, Крым… Все, что было до брака. Все, что Марина не взяла с собой в ту, нынешнюю жизнь, предпочла оставить тут, под родительским присмотром. Чтобы муж не задавал лишних вопросов. Лишний вопрос – лишний синяк.

– Странно, – тихо ответила Алина. – Я его где-то видела.

– Ну, может, он ее провожал, и ты столкнулась, – рассеянно ответила мать.

– Нет.

– Что значит – нет?

– Нет, и все. Я знаю то, что знаю. Я его видела не тогда, когда он ее провожал.

– Да как ты можешь это точно знать?

Но она знала. Смотрела на снимок и знала это все отчетливее. Она не видела этого парня у подъезда. Ни во дворе, ни на их улице, нигде. И все же, она его уже знала. Узнавала – в этом прозрачном взгляде, обаятельной улыбке, даже в том, как топорщились его темные волосы – она узнавала его. С каждой минутой – все яснее.

– Ну, ладно. Пусть я его не видела, – она положила снимок обратно в коробку.

Мать рассердилась:

– Я только-только начала разбирать! Ты все путаешь! Кое-что нужно положить в альбом. Вот это, например.

Она показала снимок Марины – он был сделан в самый первый год ее замужества. Марина в розовом платье, с чуть отекшим, подурневшим лицом, накрашенная явно второпях – макияж ее только испортил. И новорожденный сын у нее на коленях – Илья тогда даже не умел как следует сидеть.

– У меня нет такого, – сказала мать, откладывая снимок в сторону. – Илюхе, наверное, здесь месяца четыре. И вот еще…

Снимок Марины. То же розовое платье, накинутая на плечи кофта и чуть виноватый улыбающийся взгляд. Фотография когда-то была довольно большого формата, но кто-то разрезал ее пополам. Был срезан даже локоть Марины – и часть осеннего желтого дерева у нее за спиной.

– Ты это положишь в альбом? – спросила девушка. – Обрезок какой-то.

– Не знаю, кто это обрезал. Не ты? – расстроилась женщина.

Алина возмутилась – она всегда терпела напрасные обиды от родителей, или же это ей так казалось:

– Как что – так сразу я! Зачем мне резать Маринкины снимки! Я даже не видела его никогда! И не знаю, что там было еще!

– Поди теперь, догадайся. И кто испортил? Это снято у нас во дворе. – Мать прищурилась, рассматривая снимок. – Она тогда мало фотографировалась. Интересно… Кто снимал?

Алина почему-то подумала об Эдике. Третий раз за день! Многовато. Она закрыла коробку:

– Все это замечательно, но хотелось бы повидаться с ней самой. Фотки мне ни к чему. Мам, если она все-таки позвонит – попроси ее перезвонить мне.

Та сразу расстроилась – как видно, в этих старых снимках она находила какое-то утешение – будто бежала в прошлое от неприятного настоящего:

– Ты думаешь, она сегодня вряд ли позвонит?

– Я не думаю. Я сама надеюсь, что с ней все в порядке. И знаешь что? Скажи отцу, чтобы не торопился отдавать деньги. Сперва нужно как следует узнать, что с ней случилось. Если дело только в том, чтобы уплатить за лечение – пусть так и скажет. Мы поедем в больницу и привезем деньги. Но мне кажется, дело в чем-то еще.

  25  
×
×