Фаянсовый череп

– Просматривал. Ну и что? По-моему, полная чепуха. Не понимаю, зачем вы это напечатали.

– Ты не понимаешь… Ты, братец, многого не понимаешь, но это ведь не означает, что… Ну ладно, это не важно.

– А что важно?

– Важно то, что ты мне нужен. Нужен человек с твоими способностями, которому я могу доверять.

– Звучит интригующе, – сказал Юрий. – Может быть, ты все-таки объяснишь…

– При личной встрече, – перебил его Миронов. – По телефону я тебе ничего объяснять не стану. Если не можешь подъехать, скажи сразу. У меня очень мало времени.

– Почему не могу? Могу… Вляпались, господа журналисты?

– Ты меня еще жить поучи, моралист. Развелось умников, плюнуть некуда… Через час в кафе напротив редакции тебя устроит?

– Оружие брать? – спросил Юрий, которому очень не нравился заговорщицкий тон главного редактора.

– А у тебя есть? – быстро отреагировал Мирон, и Юрий понял, что дело плохо: Игорь перестал понимать шутки.

– Нету, – вздохнул он.

– Болван, – сказал Мирон. – Юмор у тебя, Юрий Алексеевич… Так ты приедешь?

– Уже выезжаю, – ответил Юрий, повесил трубку и пошел обуваться.

Глава 10

Хотя в кафе было навалом свободных столиков, Мирон занял позицию в самом дальнем и темном углу, так что Юрий не сразу отыскал его, войдя с ярко освещенной улицы в сумрачный зал. Он стоял в дверях, озираясь по сторонам, пока не заметил наконец главного редактора, который махал ему рукой из-за своего столика.

Выглядел Мирон неважно. Его русая, всегда безукоризненно уложенная шевелюра слегка растрепалась, узел галстука был ослаблен, рубашка расстегнута аж на две пуговицы, открывая треугольник безволосой незагорелой груди, а под глазами набрякли предательские мешки, красноречиво свидетельствовавшие не то о регулярном недосыпании, не то о беспробудном пьянстве. “Или о том и другом”, – невольно подумал Юрий, подсаживаясь к столу. Даже выпиравшее между полами расстегнутого пиджака крепкое, как астраханский арбуз, брюшко, казалось, значительно уменьшилось в объеме. Но больше всего Юрию не понравилось беспокойное выражение глаз главного редактора. Уловить это выражение оказалось непросто: глаза все время бегали из стороны в сторону, ни на чем не задерживаясь, словно взгляд Мирона кто-то хорошенько намылил.

На столе перед Мироновым остывала одинокая чашка кофе, в фаянсовой пепельнице дымилась забытая сигарета, с которой соседствовали три смятых окурка. Трубка мобильного телефона, пачка сигарет и зажигалка лежали возле правой руки главного редактора, как подготовленные к отражению массированной атаки противника ручные гранаты.

– Знаешь, на кого ты сейчас похож? – спросил Юрий, тоже вынимая сигареты и кладя пачку на край стола. – Ты похож на шпиона, который с минуты на минуту ожидает ареста.

– Американского? – как-то вяло поинтересовался Мирон.

– Да нет, пожалуй, не на американского, а.., ну я не знаю. На белорусского, вот.

– Любопытно, – сказал Мирон, доставая сигарету и делая короткую затяжку. – Возможно, ты прав. У меня действительно такое чувство, будто за мной охотятся, чтобы арестовать и отдать под суд.

– Нет, – возразил ему Юрий. – Никакого суда. Только депортация на родину.

– Это в Белоруссию, что ли? – Мирон немного оживился. – Да, это, пожалуй, будет пострашнее любого суда. Но я, увы, не шпион. Я всего лишь главный редактор захудалой газетенки…

– Захудалой ЖЕЛТОЙ газетенки, – поправил Юрий. – И поэтому ты ждешь суда? Честно говоря, меня не удивит, если после вашей со Светловым выходки у кого-нибудь возникнет желание содрать с вас кругленькую сумму в судебном порядке.

– Ты хороший водитель, – со вздохом сказал Миронов и снова сделал коротенькую затяжку. Вид у него при этом был такой, словно он испытывал к своей сигарете сильнейшее отвращение – как и ко всему на свете, впрочем.

– Это предложение не соваться не в свое дело? – уточнил Юрий.

– Это констатация факта. Водитель ты просто отличный, но в журналистике понимаешь еще меньше, чем в юриспруденции. И это правильно, поверь. Если бы все водители разбирались в журналистике, на кой черт тогда были бы нужны главные редакторы? Насчет суда ты не прав, Юрий Алексеевич. Какой, к черту, суд? В статье нет ни одной фамилии. Подать на нас в суд – значит признаться в том, что статейка угодила не в бровь, а в глаз. Кто же на это отважится?

– Тогда почему у тебя такой похоронный вид? И главное, что здесь делаю я?