Особые поручения: Пиковый валет

К концу третьего дня план ответного удара составился. Получится тонко, изящно – то, что надо.

* * *

Операция была назначена на субботу, 15 февраля.

Боевые действия развернулись согласно разработанной диспозиции. Без четверти одиннадцать утра, когда в окнах флигеля на Малой Никитской раздвинули сторы, почтальон доставил срочную телеграмму на имя графини Опраксиной.

Момус сидел в карете чуть наискосок от усадьбы, следил по часам. За окнами флигеля наметилось какое-то движение и вроде бы даже донеслись женские крики. Через тринадцать минут после доставки депеши из дома поспешно вышли сам господин Фандорин и графиня. Сзади семенила, завязывая платок, румяная молодка – вышеупомянутая горничная Наташа. Мадам Опраксина пребывала в несомненной ажитации, надворный советник ей что-то говорил – как видно, успокаивал, но графиня успокаиваться явно не желала. Что ж, ее сиятельство можно понять. Доставленная телеграмма гласила: «Адди, прибываю в Москву одиннадцатичасовым поездом и сразу к вам. Так более продолжаться не может. Вы или уедете со мной, или же я застрелюсь на ваших глазах. Ваш обезумевший Тони».

Именно так, по полученным от горничной сведениям, звала Ариадна Аркадьевна своего хоть и брошеного, но законного супруга, тайного советника и камергера графа Антона Аполлоновича Опраксина. Совершенно естественно, что мсье Фандорин решит избавить даму от неприятной сцены. При эвакуации он, разумеется, будет ее сопровождать, поскольку нервы у Ариадны Аркадьевны тонкие и утешать ее придется долго.

Когда приметные фандоринские сани с пушистой полостью из американского медведя скрылись за углом, Момус не спеша выкурил сигару, проверил в зеркальце, в порядке ли маскарад, и ровно в двадцать минут двенадцатого выскочил из кареты. Он был в камергерском мундире с лентой, при звезде и шпаге, на голове треуголка с плюмажем. Для человека, который только что с поезда, наряд, конечно, странный, но слугу-азиата должен впечатлить. Главное – быстрота и натиск. Не давать опомниться.

Момус решительно вошел в ворота, полубегом пересек двор и громко заколотил в дверь флигеля, хотя отлично видел звонок.

Открыл камердинер Фандорина. Японский подданный, имя – Маса, хозяину беззаветно предан. Эти сведения, а также проштудированная накануне книга господина Гошкевича о японских нравах и обычаях помогли Момусу определить линию поведения.

– А-а, мосье Фандорин! – заорал Момус на косоглазого коротышку, кровожадно вращая глазами. – Похититель чужих жен! Где она? Где моя обожаемая Адди? Что вы с ней сделали?!

Если верить господину Гошкевичу (а почему бы не поверить уважаемому ученому?), для японца нет ничего хуже постыдной ситуации и публичного скандала. К тому же у них, желтолицых сынов микадо, очень развито чувство ответственности перед сюзереном, а надворный советник для этого кругломордого и есть сюзерен.

Камердинер и в самом деле переполошился. Закланялся в пояс, забормотал:

– Избиниче, избиниче. Я биновата. Вася дзина украра, адавачи нердзя.

Момус не понял, что бормочет азиат и при чем тут какой-то Вася, однако было ясно: как и положено японскому вассалу, камердинер готов взять вину господина на себя. Хороса Маса, да жаль, не наса.

– Убивачи меня, я биновата, – кланялся верный слуга и пятился внутрь, маня за собой грозного гостя.

Ага, хочет, чтоб соседи не слышали, догадался Момус. Что ж, это вполне совпадало с его собственными планами.

Войдя в прихожую, Момус как бы пригляделся получше и понял свое заблуждение:

– Да вы не Фандорин! Где он? И где она, моя ненаглядная?

Японец допятился до двери в гостиную, не переставая кланяться. Поняв, что за господина выдать себя не удастся, выпрямился, сложил руки на груди и отчеканил:

– Гаспадзин нету. Уехари. Сафсем.

– Ты лжешь, негодяй, – простонал Момус и рванулся вперед, оттолкнув фандоринского вассала.

В гостиной, испуганно вжав голову в плечи, сидел лопоухий, прыщавый заморыш в потертом сюртучке. Для Момуса его присутствие сюрпризом не было. Звать Анисий Тюльпанов, мелкий служащий из Жандармского управления. Таскается сюда каждое утро, да и в лотерее был.

– А-а, – хищно протянул Момус. – Так вот вы где, господин развратник.

Ушастый вскочил, судорожно сглотнул, залепетал:

– Ваше сиять… Ваше превосходительство… Я, собственно…

Ага, вычислил Момус, стало быть, мальчишка в курсе личных обстоятельств своего начальника – сразу понял, кто пожаловал.