Ведьмы из Эсткарпа

— Мне нужна еда и постель — если она здесь есть.

— Еду-то мы найдем, но простую и грубую, госпожа, — пробормотала служанка. — Подождите, я позову хозяйку.

Она выбежала из залы, захлопнув за собой дверь с такой поспешностью, будто опасалась, что Герта пойдет следом.

Но девушка, отложив копье и узелок, расстегнула плащ и подошла к камину. Зубами она стянула с замерзших рук рукавицы. Сидевшие на лавке мужчины молча подвинулись. Взгляды их по-прежнему выражали изумление.

Герта считала, что одета просто. Ее юбка-брюки для верховой езды, чуть укороченные, чтобы удобнее было карабкаться по холмам, уже изрядно пообтрепались. Шитье на куртке было ничуть не пышнее, чем у какой-нибудь крестьянской дочки. Туго стянутые в пучок волосы перехвачены самой обыкновенной шелковой ленточкой. Однако судя по тому, как разглядывали ее эти двое, им платье Герты представлялось праздничным нарядом.

Девушка попыталась принять безразличный вид.

В залу влетела дородная женщина. Чепец, шаль на покатых плечах, юбка немногим чище служанкиной.

— Милости просим, госпожа! Милости просим! Хенуин, Сим, а ну-ка вставайте! Пустите госпожу к огню!

Мужчины торопливо вскочили.

— Малка сказала, что вы нуждаетесь в ночлеге. Мы рады будем услужить вам.

— Благодарю.

— Ваш муж, он снаружи? У нас есть конюшня…

Герта покачала головой.

— Я одна и пришла пешком.

Заметив выражение лица хозяйки, она прибавила:

— В такое время нужно покорно принимать дары Судьбы.

— Увы, госпожа, как это верно! Садитесь же! — Женщина собственной шалью смахнула с лавки пыль.

Комната, которую ей выделили, похоже, довольно долго пустовала. Лежа на подогретом у камина белье, понимая, что лучшего ей никто здесь не предложит, Герта размышляла над тем, что ей удалось узнать у хозяйки.

Северный Дол в самом деле пришел в упадок. Вместе с правителем и его сыном погибло много достойных людей. Те, кто уцелел и вернулся, не способны были возродить некогда процветавшее поселение. Дорогой, по которой она пришла, пользуются теперь редко: если уж на то пошло, никто чужой здесь не появлялся с начала зимы. На востоке и на юге дела вроде бы обстоят получше, и потому словам Герты, что она, мол, идет к живущим там родичам, довольно легко поверили.

Кое-что удалось выведать и о Гиблом Доле. Там тоже имелся постоялый двор, побольше здешнего. Когда хозяйка упомянула про это, глаза ее завистливо блеснули. Мимо тамошнего постоялого двора бежала с запада на восток дорога, по которой ныне возвращались домой рекруты. Жена хозяина двора, ревнивая по натуре, выгнала из дома всех служанок.

Расспрашивать про Лягушек Герта не рискнула, да и хозяйка мимоходом заметила, что дальше Гиблого Дола по Старой Дороге лучше не ходить. А если уж так приспичило, куда спокойнее выйти на тракт и продолжать путь по нему, хотя там тоже не все гладко и разбойники прячутся чуть ли не за каждым кустом.

Как ей поступить, Герта еще не знала, но готова была ждать, сколько надо, чтобы решение созрело.

2

Потолок в зале трактира был низким: посетители почти касались головами поперечных балок. С них свешивались масляные лампы. Света от ламп было чуть, а коптили они нещадно. В дальнейшем конце комнаты резная перегородка скрывала за собой стол, на котором горели сальные свечи. Смрад от них мешался с множеством других малоприятных запахов.

Народу в зале сидело достаточно для того, чтобы у Улетки Рори развязался язык. Стоя у освещенного свечами стола и выказывая тем самым особое почтение своим гостям — о, уж благородную-то кровь она распознает с первого взгляда, будьте покойны — хозяйка успевала еще следить за двумя половыми, которые носились от стола к столу.

Однако Улетка обманулась, хотя и перевидала на своем веку немало путников. Да, конечно, один из троих — младший сын здешнего правителя. Но кровавая буря уничтожила его фамильную крепость, и в Узком Доле не осталось никого, кем бы он мог править. Другой — прежде служил командиром лучников в дружине какого-то там князя — вернее, был назначен на это место после того, как погибли трое его предшественников, куда лучше справлявшихся со своими обязанностями. А с третьим — вообще непонятно. Он мало говорил, предпочитая отмалчиваться, и собутыльники его не могли сказать, откуда он взялся.

Возрастом он был где-то между своими товарищами. По крайней мере так хозяйке показалось сначала, но потом она засомневалась, поскольку он принадлежал к числу тех худощавых, жилистых мужчин, которых, начни они отпускать бороду, легко принять и за юношу, и за человека средних лет. Правда, бороды у него не было — подбородок и щеки такие гладкие, словно он побрился лишь час назад. Нижнюю челюсть, самую чуточку захватывая уголок рта, пересекал шрам.