Ведьмы из Эсткарпа

Наконец, Калеб-кузнец разделся и, опоясавшись веревкой, бросился в воду. Подплыв к лодке, он отчаянно замахал руками, давая понять, что люди на борту живы, привязал веревку, и мужчины общими усилиями вытянули утлое суденышко на берег.

Их было двое: женщина привалилась к борту, слипшиеся от соленой воды волосы свисали на бледное лицо, руки неуверенно потянулись ко лбу, словно она хотела отвести влажные пряди от глаз. Мужчина был недвижим, на виске его зияла громадная рана, должно быть, полученная в бою, и сперва его приняли за мертвого. Но Офрика, как и следовало целительнице, протолкнувшаяся вперед, расстегнула на его груди промокшую тунику и, уловив едва различимые биения, объявила, что ни море, ни превратности судьбы пока не заставили раненого покинуть этот мир. И вместе с женщиной, которая, казалось, оцепенела от пережитого — испуганно озираясь, она не отвечала на вопросы и только слабой рукой отводила со лба волосы, — его взяли в дом Офрики.

Так со штормом в Роби появились незнакомцы. И остались там, хотя и некому было поручиться за них. Полученная мужчиной рана не позволяла им трогаться в путь. Первое время он был беспомощен как ребенок, и женщина ухаживала за ним с такой самоотверженностью, будто когда-то его и в самом деле отняли от ее груди.

Их выбеленная солью и торчащая колом одежда не походила на деревенскую, да и сама женщина отличалась от жительниц Роби и окрестных земель. Сначала, как говорила любопытным Офрика, женщина не понимала их языка, но научилась говорить очень быстро. И тогда прежде не отличавшаяся скрытностью Офрика стала все меньше рассказывать о них людям. Гудита, жена старейшины, да и другие допытывались, задавали вопросы, но она уклонялась от ответа, словно скрывая потрясшую ее тайну, что внезапно открылась ей.

Женщины Роби беспрестанно судачили об этом с мужьями, и наконец Омунд явился в дом Офрики как старейшина, дабы узнать имена неизвестных и цель их прибытия и поведать о них Гейлларду, властелину здешних земель. Было это все в год Саламандры, еще до Великого Вторжения. Высокий Халлак наслаждался миром, и закон царил в его пределах, особенно на побережье, где люди поселились давно, намного раньше, чем в иных местах.

Неизвестный грелся на солнце, рану на лбу затянул шрам, но он почти не портил его красивое лицо. И тонкие черты, и темные волосы — все отличало его от жителей Долин. Он был худощав и высок, на руках его, свободно лежавших на коленях, Омунд не заметил мозолей от сетей и весел, как на собственных ладонях. Судя по всему, этот человек добывал пропитание иным путем.

Он улыбнулся Омунду открыто и бесхитростно, словно ребенок, и что-то в его глазах заставило Омунда улыбнуться в ответ, как собственному младшему сыну. И тут он понял, что нет правды во всех пересудах деревенских женщин и разговорах мужчин за рогом, полным вина: не было зла в бедном чужаке и не таило опасности его прибытие.

Скрипнув, открылась дверь, и Омунд, отведя взгляд от улыбавшегося мужчины, оказался перед его спутницей. Вот гут-то и шевельнулось что-то в мозгу Омунда, хотя был он простым человеком, чьи мысли не идут дальше событий дня.

Женщина была лишь чуть пониже мужчины, такая же худощавая и темноволосая. Тонкое лицо казалось изможденным, и не увидел в нем Омунд красоты в привычном ему понимании. Но было в нем что-то другое…

Омунду случалось бывать в огромном зале замка Западной долины — на присяге старейшин, как главе Роби. Там видел он на престоле Властителя и Властительницу во всем их великолепии и могуществе. И все же перед этой неизвестной женщиной в плохо сидевшей на ней верхней юбке, что Офрика перешила из собственной, без драгоценных камней на пальцах и на груди, без перепляса золотых колокольчиков на концах заплетенных кос, он благоговел более, чем перед величием своего Властелина. Причиной тому были ее глаза, как он решил потом… но даже их цвета не мог он припомнить — помнил только, что они темные и слишком уж большие для тонкого лица. А в них…

Безотчетно Омунд стянул с головы вязаную рыбацкую шапочку и поднял руку ладонью кверху, приветствуя незнакомку, как следовало, бы приветствовать Властительницу Долины.

— Да будет мир с тобой, — ответил ему тихий, однако исполненный скрытой силы голос, которым, пожелай она того, ей ничего не стоило своротить гору. Неизвестная отступила в сторону, пропуская гостя в хижину.

У очага на низком стуле сидела Офрика. Она не пошевельнулась, чтобы поприветствовать вошедшего, положившись во всем на неизвестную, словно та, а не Офрика была здесь хозяйкой дома.