Разбитые маски

В это время женщина как раз пришла в себя. Вероятно, она все-таки что-то слышала, когда металась по полу и стискивала зубы, потому что, едва набрав полную грудь воздуха, Ирина громко заявила, что все мужчины – подлецы, а она, как только вернется домой, найдет себе другого адвоката! Не такого труса, который рад бросить ее в беде!

Глава 18

– И все-таки я туда не пойду, – заявила Ольга, испуганно оглядывая старинный трехэтажный особняк. – Мне не по себе.

В этом доме с лепными украшениями по карнизу, ложными колоннами и облезлой зеленой штукатуркой не было ничего пугающего. Он был так же обаятелен, как его ближайшие соседи – разноцветные, поблекшие, старые московские дома, больше похожие на торты, чем на современные жилища. И все-таки этот дом ее пугал. Она слишком хорошо помнила те дни, когда нарочно старалась завернуть в этот переулок, пройти под окнами второго этажа, ненароком поднять голову и осмотреть задернутые занавески… В окнах квартиры, где жил Виталий, всегда были задернуты занавески. Однажды он сказал, что у жены какая-то маниакальная страсть все запирать, задергивать, прятать. Это было в ту пору, когда Ольга даже не подозревала, что когда-нибудь станет его женой, что он все-таки решится… В ту пору, когда Ирина была для нее только безликим пугалом, известным лишь понаслышке, а Таня – не реальной девочкой с хмурым взглядом и небрежно причесанными волосами, а бледным наброском ребенка, наспех сделанным ее отцом.

– А я хочу, чтобы вы пошли, – упрямо повторила Таня. Они уже отпустили такси и стояли у подъезда. Девочка позванивала зажатыми в руке ключами и оглядывала окна своей квартиры. – При вас она не станет разоряться.

– Как раз при мне она и распустит язык, – возразила Ольга. – А то и руки… Разве ты не помнишь, что однажды твоя мама…

– Вы про ту пощечину? Нет, теперь она не посмеет, – заверила Таня. – Вы же не знаете, как она изменилась, теперь все будет по-другому.

– Ты уверена, что мамы нет дома? – спросил Илья. Он-то не колебался.

Оглядывая его припухшее со сна лицо, Ольга понимала, что он рвется в бой. Илью удалось разбудить с большим трудом, но едва открыв глаза, он развил необычайную деятельность. Самостоятельно передвинул и расставил на прежние места мебель. Помог отнести на кухню грязную посуду, заявив, что вечером будет мыть ее на пару с Таней. Позвонил мастеру и твердо обещал: еще сутки промедления, и он найдет на него управу. Мастер дал клятву явиться с рабочими сегодня же. Задержка-де вышла только из-за того, что они слишком заняты на другом объекте. Вся эта бурная деятельность была Ольге не по душе. Она слишком устала от вчерашних поминок и была не расположена что-то предпринимать. Но тут вмешалась Таня. Девочка заявила, что ей не во что переодеться и она желает немедленно привезти сюда вещи. Илья ее поддержал:

– В самом деле, может похолодать, слишком долго держится теплая погода. А у нее даже кофточки нет. Едем!

И они поехали.

* * *

Ольге понадобилось немалое мужество, чтобы решиться войти за Таней в широкий старомодный подъезд. Илья следовал за ними, громко комментируя состояние дома. Он сразу заметил трещины на штукатурке, отсыревшую подвальную дверь и разбитое стекло в окне на площадке. Поднимаясь на второй этаж, он приказывал Ольге не робеть: правда за ними. Если ребенок не хочет жить с матерью, он может выбрать любого опекуна по своему усмотрению. Таня горячо его поддерживала. Она отперла дверь, даже не позвонив. Но им повезло – Ирины дома не оказалось.

Зашторенные окна, идеально натертые паркетные полы, блестящая старинная мебель. Ни единого цветка на подоконниках, но зато целый букет искусственных роз в спальне на подзеркальнике. Громкое сухое тиканье часов, в каждой комнате их было по несколько штук – от старинных напольных агрегатов до современных будильников. И все, на удивление, показывали одинаковое время.

Ольга отметила это, переходя из комнаты в комнату вслед за Таней. Ее собственные часы (а их было немного) всегда умудрялись показывать разное время, и потому она часто опаздывала на уроки.

– Помогите мне, – попросила девочка, останавливаясь перед платяным шкафом в самой маленькой комнате. – Что нужно взять? Я не знаю.

– Белье, конечно, – сказала Ольга. – И теплые вещи, и… Это твоя комната?

Вопрос не был излишним. Ничто в этой комнатке не указывало на то, что тут живет подросток. Никаких плакатов на стенах, никаких безделушек. Учебников тоже не было видно. На отполированном столе красовался стакан с заточенными карандашами и новенькими ручками. На почетном месте лежал коричневый том из собрания сочинений Л.Н. Толстого. По его потрепанному корешку Ольга определила, что под обложкой наверняка скрывается «Война и мир». Бывая в гостях, она часто разглядывала подписные издания и никогда не ошибалась, выделяя самые читаемые по плохому состоянию корешка. У Достоевского это – «Преступление и наказание», у Гоголя – «Мертвые души», а у Толстого – «Война и мир». Причем последний том обычно выглядел идеально – как видно, школьники редко до него добирались.