3  

Пока мы работали над этой книгой, история в наглядном виде продолжала к нам поступать. От Полли Хелм, уроженки Пендлтона, мы получили пачку открыток. Эти картинки иллюстрировали роль женщин в прежних родео. Полли называет свою коллекцию «Она мой герой» и великодушно позволила нам использовать любые фотографии. Джини Мёрфи, подбиравшая для нас иллюстративный материал, связалась с Уэйном Лоу и Маттом Джонсоном в Пендлтоне — у обоих были большие коллекции фотографий родео. Последняя партия пришла из собрания Мурхауса в библиотеке Орегонского университета — опять-таки заботами Джини Мёрфи.

С глубокой благодарностью ко всем этим людям за их вклад и с неоценимой помощью Главного объездчика слов Дэвида Станфорда [4] я принялся отбирать из сотен фотографий те, которые потом вошли в эту книгу. Я также в долгу перед Чарльзом Фёрлонгом за информацию, использованную в подписях к фотографиям, которую я свободно черпал в его книге 1917 года «Пусть брыкается».

Кен Баббс

Глава первая

Ошалев от возмущения и виски

Началось с твоей фотографии на первой странице спортивного раздела «Орегониан». Я наткнулся на нее в воскресенье в читальне Портлендской публичной библиотеки. Тебя одели так, чтобы был похож на него, и репортеры всё старались проводить между вами сравнения… Тут я и начал копаться в былом. Но с тревогой почувствовал, что когда-то яркие мои воспоминания потускнели. Я почти не мог в них разобраться. И подумал: сорваться что ли, купить билет на автобус и самому заняться сравнениями? Давай, старик, сказал я себе — Пендлтонское родео, первый раз за два десятка лет. Пусть брыкается!

Вот почему я очутился в этом проклятом салуне «Пусть брыкается». Он всегда был мне не по вкусу, даже когда я участвовал в состязаниях. Мне не нравилась публика, особенно шумная публика, но это было единственное место, где я наверняка мог найти фото, чтобы сравнить его с картинкой из «Орегониан». Это редкий его снимок без шляпы, сделанный в ту минуту, когда он получал призовое седло Первого мирового чемпионата, который он якобы выиграл. Оригинал хранится в витрине вместе с тем самым мустангом, на котором он якобы сидел в том знаменитом последнем заезде. Когда конь сдох, горожане отвезли его к таксидермисту и сделали чучело.

Тогда-то я и с индейцами связался.

Я собирался посетить «Пусть брыкается» позже, а сначала посмотреть сегодняшние соревнования — но все билеты были распроданы. Кассирша с нескрываемой гордостью сообщила: «Мы набиты под завязку. В этом году "Мир спорта" ведет прямую трансляцию». И закрыла у меня перед носом окошко. Это после того, как я два часа простоял в очереди под палящим солнцем, а в животе ничего, кроме вчерашней тушеной грудинки с пюре, и пересохшее горло нечем смочить, кроме стаканчика струганого льда с розовым сиропом. Так что все указывало на салун «Пусть брыкается» тут же под трибунами.

Зал был набит плотнее брикета с сеном — плечо к плечу, живот к животу, от стены до стены. Все хлебали и кричали во всю глотку. Полные стаканы ездили по стойке, обратно ездили пустые и доллары. И никакого льда, хотя жарко, как в бане. Единственным, что мешало помещению взорваться как перегретому котлу, был очкастый помощник шерифа, расположившийся на помосте у конца стойки. Его глаза походили на пару латунных манометров. Слава богу, мой рост позволял мне немножко возвышаться над этим. Над колышущимся морем ковбойских шляп я видел седло и чучело лошади. И взял курс на них.

В море шляп виднелся небольшой островок возле стойки. Протиснувшись поближе, я увидел, что это кучка индейцев, человек пять-шесть, с непокрытыми головами. Все в одинаковых футболках и все одинаково мрачные. На футболках от плеча до плеча было напечатано слово ВЫЖИВЕМ. Они не пили, и я заключил, что этим и объясняется мрачность. Я знаю, каково это. Я крикнул в их печальный кружок, что буду признателен, если они позволят ветерану угостить их в память о былых временах. Они подняли ко мне головы, и мрачность сменилась любопытством при виде этого ископаемого. Но раньше, чем они успели ответить, ударил колокол.

— Подумать только, — удивился я, — У них до сих пор этот старый колокол-лифчик. Ура традиции.

Две девицы-болельщицы, одетые ковбоями, взобрались на стойку. Та, что повыше, соловая блондинка, с пьяной решимостью трясет веревку колокола. Она спиной к нам, но по тому, как вылезли из джинсов полы рубашки, понятно, что рубашка расстегнута. Наконец бармену удается отнять у нее веревку.

  3  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×