Внеклассное чтение. Том 2

Скит-то скит, да только войти в него оказалось не так просто. У ворот топталась очередь, а за углом ограды обнаружилась автостоянка, где был припаркован сияющий длинный «БMB».

Пришлось встать в хвост, прыгать поочередно то на одной ноге, то на другой.

Перед Фандориным стояла немолодая пара: женщина с бледным, исплаканным лицом, рядом седовласый красавец атлетического сложения. Покосился на Никину куртку (погоны с нее были сняты, но пуговицы с гербами остались), иронически пробасил:

— Зина, погляди, милиционер пришел грехи замаливать. По всей паломнической форме — босой и простоволосый.

Женщина подняла ворот норковой шубки, плохо сочетавшейся с черным монашьим платком, и укоризненно сказала:

— Костя, ты обещал.

У ироничного красавца сделалось виноватое выражение лица.

— Прости, больше не буду. Замерзла? Посиди пока в машине.

И показал на лимузин, из чего можно было заключить, что БMB принадлежит не отшельнику. А что, со «старца Сысоя» сталось бы, подумал Фандорин.

— Так нельзя, — ответила женщина. — Это будет не правильно.

За исключением этой пары очередь состояла из людей бедно одетых и понурых. В воротах их встречал служка в рясе и скуфейке. Тихо поговорит с каждым, запишет что-то в книгу, пропустит.

Углядел Никину разутость, подошел, неодобрительно покачал головой.

— Зачем это вы самоистязанием занимаетесь? Старец не одобряет. Немедленно обуйтесь.

— Не во что, — пробормотал Николас, смущенный таким вниманием к своему опорно-двигательному аппарату.

Послушник не удивился, только проворчал что-то, окинув взглядом все два метра фандоринского роста. Ушел за ворота, через минуту вынес войлочные боты брэнда «прощай молодость».

— Сорок пятый размер, больше нет. И вернулся к своим обязанностям. Теперь Николасу ожидание было нипочем — он блаженствовал, наслаждался теплом. Даже улыбнулся, когда седовласый прогудел жене:

— Как тапки в музее, только завязочек не хватает.

И снова та жалобно воскликнула:

— Костя!

И снова он смутился.

— Ты не понимаешь, — заговорила она вполголоса. — Нужно верить, в этом всё дело. И ты тоже должен верить, иначе не получится.

— Я понимаю, — ответил мужчина. — Самовнушение, психотерапия и всё такое. Зин, я стараюсь, честно.

Она взволнованно схватила его за руку:

— Разве ты не чувствуешь, какой здесь особенный воздух, какая звенящая тишина!

Это такое место, такое… как это, слово забыла…

— Магическое? — быстро подсказал муж.

— Ах нет, нет! Забыла!

Отчего-то такая простая вещь, как забытое слово, вызвала у женщины настоящий приступ отчаяния — по ее лицу потекли слезы.

— Ну что ты, что ты, — переполошился мужчина. — Подумаешь, я тоже иногда слова забываю.

— Но не такое! Я его все время говорю… Ну, когда хорошее место, где много молились.

— Намеленное, — обернулся старичок, стоявший впереди супружеской пары. — Еще бы не намеленное. Здесь в старинные времена жил святой праведник, Даниил-угодник. Единым прикосновением любые болезни исцелял, хоть у людей, хоть у зверей лесных. И за святость был живым вознесен в небесную сферу. Приходят на эту вот поляну местные жители, а праведника нету. Ну, они думали за травами какими ушел или за кореньями, на малое время. На столе-то у него свеча горела. А потом свеча как вспыхнет, сполохи от нее, и весь дом небесным огнем воссиял. Еле те, кто это видел, выскочить успели. Вот какое было знамение. И с тех пор тут много всяких чудес бывало. В последнюю войну каратели окружили партизанский отряд. Одних убили, других живьем взяли. Привели пленных на эту поляну расстреливать. Вдруг офицер ихний, самый главный эсэсовец, задрожал весь, руками перед собой замахал, будто увидел нечто. Командует своим по-немецки: «Кругом, марширен отсюда!» И ушли каратели, а партизан живых оставили. Мне один человек рассказывал, что старец Сысой — один из тех самых партизан.

— Что вы, мужчина, выдумываете? — вступила в беседу постного вида девушка в таком же, как у забывчивой дамы, черном платке. — Вы старца-то хоть видели? Ему лет пятьдесят, никак не больше. А партизанам вашим было бы уж все восемьдесят.

Старичок снисходительно улыбнулся.

— Э-э, милая моя, небольшая, я вижу, в вас вера-то. — И перешел на таинственный шепот. — В восемьдесят лет на пятьдесят выглядеть — это еще не штука. А я вам вот что скажу: старец Сысой и есть Даниил-праведник. В войну партизаном представился, чтоб святая поляна смертоубийством не осквернилась. А ныне вернулся сюда в облике отшельника, потому времена теперь такие, что без праведников пропадем все. Спроста, что ли, по-вашему, именно здесь скит построился?