Трудная задача. Сборник научно-фантастических произведений

— Сначала все шло как по маслу, — докладывал мне Меершрафт. — За первую неделю работы СИМ расширил свой словарь до 5000 слов. Затем с ним что-то стряслось, и с тех пор он не работает. Если тебе, Гек Белов, удастся найти и устранить неисправность, можешь без ложной скромности называть себя гением.

Меершрафт не шутил. Достаточно мне было бросить взгляд на СИМа, как я понял, что работа предстоит не из легких. Меершрафт без умолку болтал о переменных контурах в логических цепях и произвольных уровнях сложности, так что я начал подумывать, не являются ли они частями стоявшего передо мной чудовища. Не очень-то я разбираюсь во всех этих премудростях. Высшая математика всегда была для меня за семью печатями, а тут, не успел я глазом повести, как Меершрафт выписал длинную цепочку уравнений. Мне не оставалось ничего другого, как кивать с умным видом, хотя я в них ничего не смыслил.

К черту теорию, я практик! Чтобы понять, как устроена цифровая машина, мне нужно ее видеть. Я из тех практиков, которые могут, не глядя, произвести монтаж всех схем любой вычислительной машины. Это — особый дар. Либо он у вас есть, либо его у вас нет, и никакие символы и уравнения вам его не заменят.

— Загляну в это сооружение, — думал я, — и бог непременно поможет моим кредиторам!

— Даю вам двадцать четыре часа, — ледяным тоном процедил Рэтофф. — Если за это время вам не удастся найти решение, вы лишаетесь платы, а Меершрафт будет уволен за то, что понапрасну отнял у меня время.

С этими словами Рэтофф вышел. Меершрафт, высоко подняв плечи, с разведенными руками последовал за ним. Целые тома не могли бы сказать больше. Рэтофф был гнусным типом, но тут ему можно было верить на слово. Я еще раз взглянул на машину и задумался. Рэтофф сказал «решение». В этом слове был какой-то тайный смысл. В нем было что-то такое, чему я никак не мог подобрать настоящее название, какой-то элемент жульничества.

То, что поначалу должно было быть мелким ремонтом, превратилось в создание новой машины. Меня провели, как мальчишку. Если у кого-то на сей счет и возникли бы сомнения, они несомненно отпали бы, стоило ему лишь заглянуть внутрь СИМа. Эту рухлядь нельзя было даже назвать компьютером. Может быть, когда-нибудь СИМ и был порядочной вычислительной машиной, но сейчас он выглядел так, словно его монтажом занимался ничего не смыслящий новичок. Куда ни глянь, всюду торчали свободные концы проводников, а некоторые компоненты вообще не были ни к чему присоединены.

Найти решение, о котором толковал доктор Рэтофф, означало построить самую что ни на есть настоящую мыслящую машину по жалкому эскизу на обрывке бумаги. И от меня ждали, чтобы я за двадцать четыре часа совершил то, на что у кого-то ушла вся жизнь.

На миг у меня появилось сильное искушение перемонтировать СИМа так, чтобы он стал заурядной цифровой вычислительной машиной, но мои работодатели жаждали иного. Им хотелось получить своего рода супермозг, а пока они имели, насколько можно было судить, груду хлама. Во всяком случае, поверни выключатель — и эта штука станет грудой хлама, и никто на свете не убедит меня в обратном.

До меня постепенно начало доходить, как развертывались события до моего появления в Хилберри. Прежде чем послать за стариной Беловым, они, должно быть, приглашали уйму всяких умников. Скрипнув от злости зубами, я сплюнул на пол. Может, я и беден, как церковная крыса, но никому не позволено безнаказанно оскорблять меня.

Я подошел к двери и дернул за ручку. Дверь была заперта. Я потряс ее и заорал что было силы.

— Меершрафт! — орал я. — Грязная собака! Отопри немедленно, змей, а не то я вырву твою печень!

Я тряс тяжелую дверь, облицованную пластиком, гремел ручкой, но никто не отозвался. И тут я увидел коробку, простую металлическую коробку. Раньше ее не было. В этом я был уверен. Такая профессия, как моя, требует острого глаза. Жаль, что слух у меня не такой острый. Пока я осматривал компьютер, кто-то открыл дверь и втолкнул коробку в лабораторию.

Осторожно заглянув в нее, я засмеялся от радости и снова почувствовал себя счастливым. Коробка была доверху набита всякой снедью. Чего в ней только не было — даже большой вишневый пирог! Если я когда-нибудь окажусь в раю, первое, чем должны меня встретить небеса, — это неповторимым ароматом вишневого пирога. В коробке был и вместительный термос с кофе. О том, чтобы я не умер с голоду, они по крайней мере сочли нужным позаботиться.