Пятёрка с хвостиком

Аллочка знала Надежду Сергеевну с первых дней своей жизни. Собственно говоря, это Аллочка назвала её бабой Надей. Потому что Надежда Сергеевна заменила маленькой Аллочке родную бабушку. Дело в том, что одна родная Аллочкина бабушка, мамина мама, жила в Запорожье со вторым своим мужем. Вторая родная бабушка, папина мама, жила в Одессе с папиной сестрой и её детьми, то есть своими внуками. Приехать они не могли.

Родители Аллочки работали. Мама, Инна Аркадьевна, преподавала в политехникуме связи. Папа, Борис Иванович, руководил в спорткомитете. Присматривать за Аллочкой было некому.

В яслях она часто болела.

Увидев тяжёлое положение Грацианских, Надежда Сергеевна сама предложила свои услуги. Родители не знали, как её благодарить.

— Ах, Надежда Сергеевна, как мы вам обязаны! Вы наш добрый ангел-хранитель! Что бы мы без вас делали? — не раз говаривали и папа, и особенно мама.

Родители пробовали предлагать Надежде Сергеевне деньги, но та категорически отказывалась.

— Она же мне как родная! Я же её так люблю! — говорила Надежда Сергеевна, глядя на Аллочку увлажнёнными глазами.

Более добрых глаз, более доброго взгляда Аллочка не видела ни у кого. И руки у неё были добрые, мягкие, тёплые, ласковые. Аллочка и сейчас помнит лёгкое прикосновение этих рук. Особенно когда они обнимали её, прижимали к груди. Тогда Аллочка слышала, чувствовала, как бьётся бабы Надино сердце.

И пахло от бабы Нади очень приятно. Всю жизнь, как она говорила, душилась она одними духами, которые дарил ей когда-то муж и которые назывались так необычно и таинственно — «Манон». Этот особенный, нежно-пряный запах волновал Аллочку. И квартира у бабы Нади была очень уютная. Маленькая, двухкомнатная, заставленная старой мебелью, которой теперь уже ни у кого нет. Чёрный шкаф. Буфет буквой «Н», с двумя тумбочками по бокам и двумя зеркалами между ними. Клеёнчатый диван с высокой спинкой, наверху которой снова-таки было овальное зеркало. Так называемый трильяж — туалетный столик с тройным зеркалом.

Это обилие зеркал в маленькой квартире делало её больше, просторнее.

Аллочка любила, когда баба Надя приводила её к себе.

Особенно нравилось Аллочке рассматривать старые фотографии в большом сером альбоме с фиалками на виньетке. Больше всего привлекали её фотографии бабы Нади в детстве.

— Ой! Это ты? Ты тоже была пионеркой? Ой, как интересно!

— А как же! Будьте уверены! "Здравствуй, милая картошка, тошка, тошка… пионеров идеал…" — напевала баба Надя, и Аллочка звонко смеялась.

Однако особых чувств у самой бабы Нади фотографии детства почему-то не вызывали. А вот те, где она была сфотографирована со своим мужем, светлооким, русоволосым и стройным, всякий раз оживляли её. Она нежно гладила их своей мягкой рукой и говорила:

— Вот это мы в Сочи. А это в Никитском ботаническом саду, в Крыму. Видишь, под пальмой. Это в Мисхоре, это в Гурзуфе. А это в Ливадийском дворце. Возле льва. Видишь, там такие львы на лестнице. Мы с Григорием Ивановичем весь Крым, весь Кавказ объездили. Будьте уверены! Мы на месте не сидели. Мы любили путешествовать… — Она вздыхала и медленно проводила рукой по фотографии.

Она очень любила своего мужа.

Однажды (Аллочке тогда было уже лет пять с половиной) баба Надя сказала смущённо и виновато:

— Рыбка моя! Просто не знаю, что и делать. Мне сегодня так надо было бы съездить на кладбище. Сегодня такой день… А родители твои сразу после работы идут в театр, даже домой не заедут. Просто не знаю…

— Так давай съездим! — не задумываясь, воскликнула Аллочка. — Я ещё никогда не была на кладбище. Мне интересно.

— Нет. Твои родители будут недовольны. Кладбище — это такое место…

— А мы им ничего не скажем, — заморгала глазами Аллочка.

— Так нельзя. Обманывать родителей — это…

— А мы их не будем обманывать, — лукаво улыбнулась Аллочка. — Если они спросят, мы скажем. А если не спросят, то… Мы не будем обманывать.

— Солнышко моё, — растрогалась баба Надя. — Ну, ладно! Возьму грех на душу.

Они довольно долго ехали трамваем, пока доехали до Байкового кладбища. Баба Надя купила цветы, и они пошли по тенистым аллеям мимо многочисленных гранитных и мраморных памятников. В чаще пели птицы, на памятниках качалось солнечное кружево. Было красиво и совсем не страшно.

— Сегодня ровно пятьдесят лет, как мы познакомились с Григорием Ивановичем, — тихо говорила баба Надя. — Мы всегда отмечали этот день. Он дарил мне цветы. Всегда — розы. И обязательно красные. Будьте уверены! А теперь розы дарю я…