«Как ваши дела, Любовь Александровна? Вы нашли Олега Петрова? Я уверен, что это он убил Михаила Стрельцова, а не Полина. У меня есть доказательства.
К сожалению, я не могу пойти в милицию, как уже говорил. Дело в том, что я скрываюсь от армии. Я пацифист, к тому же человек физически слабый. Я смертельно боюсь дедовщины, а особенно, если придется ехать в так называемую горячую точку и брать в руки автомат. Нет, смерти я не боюсь. Боюсь того, что гораздо страшнее: крови, боли, плена, пыток. Поэтому уже несколько лет я скрываюсь, живу не по тому адресу, по которому прописан. Денег же, чтобы откупиться от армии, у меня нет, болезни, по которой можно сказаться негодным, тоже. Да сейчас берут с любыми болезнями.
Если бы вы смогли со мной встретиться и поговорить. Тайно, один на один. Я бы рассказал вам о том, какие у меня есть доказательства. Вы согласны?
Мики»
— Ни в коем случае.
Люба вздрогнула от неожиданности. Стас подошел неслышно и теперь стоял у нее за спиной, читая послание Мики.
— Да почему?
— С какого дуба он упал? Если это Антон Сосновский, зачем надо сочинять эту галиматью?
— Но он же еще не знает, что ты разговаривал с его матерью. Вернее, не знал, когда писал мне все это. А с милицией, действительно, не хочет встречаться. Вот и представился другом детства и сочинил историю про бегство от армии. Как думаешь, он действительно что-то знает?
— Думаю, все. Один факт знакомства с Полиной… Слушай, а если в доме все-таки был посторонний? Я имею в виду особняк Стрельцовых. Тот же Антон?
— Может, мне встретиться с ним и поговорить?
— Да ты только все испортишь!
— Ах, наше опервысокоуполномоченное величество хочет само!
— Кто-кто?
— Шутка.
— Ах, шутка! Ну, так и я пошучу. Люба, сидела бы ты дома. Пока Градова не поймали — не выходи.
— Хорошо.
Она быстро набила:
«Не располагаю свободным временем. Как только появится возможность, мы обязательно встретимся и поговорим. Доктор»
Ответа Мики не прислал.
— Не выключай компьютер, — попросил Стас. — Стрельцова хочу. Дай мне посмотреть его записи.
— Не поздно? Там много.
— «Война и мир»? Неделя увлекательнейшего чтения? — хмыкнул он.
Она не стала больше спорить, открыла ему первое послание Павла Петровича, потом показала, где искать дальше. Приняв ванну, вернулась в комнату минут через двадцать и включила телевизор, убавив звук. Через полчаса заметила, что Стас уже не читает, сидит, смотрит в одну точку, думает.
— Все. Давай спать, — он наконец поднялся и потянулся. — Все-таки на что он тратит деньги, Антон Сосновский?
Люба подвинулась, давая ему место на диване рядом с собой. Когда Стас лег рядом, улыбнувшись, спросила:
— У нас сегодня любовь или дружба?
— Дружба.
— Эгоист!
— А кто устроил мне незабываемый вечер в ресторане?
— А кто назвал меня молью? Твоя жена!
— Бывшая жена.
— Но все равно — твоя!
— Не могу же я отрезать ей язык!
— Ты плохо ее воспитывал.
— Я учту свои ошибки.
Он зевнул и отвернулся к стене. Люба и сама не была расположена сегодня к нежностям. Но притвориться…
— Стас… — тихо позвала она и тронула его за плечо.
Потом сообразила, что капитан Самохвалов уже спит сном младенца.
Глава 10
РАЗВЯЗКА
1
С утра они с капитаном Самохваловым поехали в частную клинику, где проходила курс реабилитации Сашенька Сосновская.
— Надеюсь на твою женскую интуицию и опыт работы с такими клиентами, — сказал он, сжав Любин локоть.
— У меня нет опыта работы. И таких клиентов тоже нет, — возразила она, но это был глас вопиющего в пустыне. Капитан Самохвалов пропускал мимо ушей все, что считал эмоциями.
Люба неохотно подчинилась, подумав, что хотя бы попытается уберечь от него бедную девочку. Методы Самохвалова известны: напор и откровенное давление. Но, к ее удивлению, «бедная девочка» вовсе не выглядела ни напуганной, ни несчастной.
Клиника, в которой она находилась, ничем не напоминала больницу, каковая у Любови Александровны Петровой ассоциировалась с запахом хлорки, белыми стенами и скукой. Заведение было похоже на какой-нибудь подмосковный пансионат, причем недешевый. С программой развлечений и услужливым персоналом. Любу удивило, что в клинике так много юношей и девушек, в возрасте до двадцати лет.